Успешное покорение мира [сборник рассказов]
Шрифт:
Тот настолько окреп, что уже собирался понемногу расхаживаться. При появлении Гвен он отослал сиделку за стаканом воды, а сам откинулся на подушки. По мере выздоровления вид у него, с точки зрения Гвен, становился все более устрашающим. Нестриженые патлы разительно отличались от аккуратных причесок ее друзей. Она пожалела, что отец выбирает себе таких непрезентабельных знакомых.
— Как только встану на ноги, первым делом отправлюсь в Нью-Йорк — работы невпроворот. Но перед отъездом хочу тебе кое-что сказать.
— Хорошо,
— В одном человеке редко сочетаются красота и ум. Такие люди волей-неволей проводят полжизни в страхе перед тем пламенем, которое в один прекрасный день придется тушить…
— Да, мистер Гаррисон…
— …а вторая половина жизни у них подчас уходит на то, чтобы попытаться раздуть то же самое пламя сызнова. Они уподобляются ребенку, который хочет развести костер из двух палочек: одна палочка у них — это утраченная красота, а вторая — неразвитый ум… из этих двух палочек костер не разгорится… вот человек и терзается, что, дескать, судьба сыграла с ним злую шутку, но правда в том, что от одной палочки вторая никогда не вспыхнет. А теперь поторопи сиделку, Гвен. — Когда она уже выходила из комнаты, он добавил: — И будь помягче с отцом.
Гвен обернулась с порога:
— В каком смысле «помягче»?
— Когда-то он любил одну красавицу, похожую на тебя.
— Маму?
— Вы с нею очень похожи. Другой такой больше не будет. — Он прервался, чтобы выписать чек сиделке, и, словно повинуясь каким-то внешним силам, добавил: — Не он один ее любил. — Резко приподнявшись, мистер Гаррисон спросил сиделку: — За ночные дежурства мы в расчете? — А затем снова обратился к Гвен: — Что хочу сказать о твоем отце… Он до сих пор не оправился после смерти твоей мамы и уже не оправится. Если он тебя донимает, то лишь оттого, что любит.
— Вовсе он меня не донимает, — солгала Гвен.
— Донимает. Порой бывает несправедлив, но твоя мама… — Не договорив, он повернулся к сиделке: — Где мой галстук?
— Вот же он, мистер Гаррисон.
После его отъезда, которому предшествовала суматоха бесчисленных телефонных звонков, Гвен приняла ванну, накрутила чисто вымытые, влажные волосы на бигуди, а потом подвела губы остатками помады, выбранной среди россыпи тюбиков, некогда принадлежавших ее матери. Столкнувшись в коридоре с отцом, она взглянула на него с особым вниманием в свете того, что сказал ей мистер Гаррисон, но не узрела ничего нового: отец как отец.
— Пап, можно еще спросить? Джейсон приглашает меня сегодня вечером в кино. Я подумала, ты не станешь возражать… если нас будет четверо. Диззи не на сто процентов пойдет, но собирается. Пока у нас отлеживался мистер Гаррисон, я даже в гости никого не могла позвать.
— Ответ ему дашь после ужина, — сказал Брайан. — Что толку от поклонника, если его даже помучить нельзя?
— Как это — помучить, в каком
— Ну, я хочу сказать, поводи его за нос.
— Папочка, да как же я повожу его за нос, если он самый завидный мальчик во всем городе?
— О чем вообще разговор? — возмутился Брайан. — Вопрос единственно в том, кто перетянет: этот баловень-школяр или я. Между прочим, в обоих случаях может подвернуться и что-нибудь поинтереснее.
В тот вечер Гвен решительно не везло — Диззи сказала ей по телефону:
— Я почти наверняка пойду, но не на сто процентов.
— Как только у тебя прояснится, сразу звони.
— Лучше ты мне. Мама в принципе не возражает, но сейчас не может ничего сказать, потому что у нас раковина течет, а папы нет дома.
— Раковина!
— Мы даже не в состоянии определить, в чем там дело: то ли трубу прорвало, то ли что. Лезть в подвал никому неохота. Пока отец не вернулся, ничего сказать не мог.
— Диззи! Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.
— У нас тут еще другие заморочки. При встрече расскажу. Слушай, мама требует, чтобы я повесила трубку… — Наступила короткая пауза. — Нужно вызвать водопроводчика.
Трубку бросили на рычаг с такой силой, будто все водопроводчики мира должны были сейчас же явиться гуртом.
Телефон без паузы задребезжал снова. Звонил Джейсон:
— Ну как, мы идем в кино?
— Не знаю. Я только что говорила с Диззи. У них прорвало трубу, и она вызывает водопроводчика.
— А без нее никак? Мне предки дают машину с шофером.
— Нет, меня одну не отпустят, а у Диззи, видите ли, заморочки.
По голосу Гвен можно было подумать, что на подступах к городу свирепствует чума.
— Что-что?
— Да нет, ничего. Я сама не поняла. Если тебе интересно, позвони Диззи.
— «Ночной поезд» с Пеппи Виланс идет в «Элеоноре Дузе» — знаешь, да, маленькая киношка буквально в паре кварталов от тебя.
Наступила томительная пауза. Потом голос Гвен произнес:
— Хо-ро-шо. Я пойду независимо от Диззи.
С тягостным чувством Гвен вышла навстречу отцу, но не успела и рта раскрыть, как он сказал:
— Надевай шляпку… и боты — метель собирается; планы изменились: мы с тобой идем ужинать.
— Пап, что-то не хочется. У меня куча уроков.
Он расстроился.
— Лучше я дома посижу, — продолжала Гвен. — Ко мне прийти должны.
От притворства у Гвен было такое чувство, будто из нее выпустили воздух. Чтобы хоть как-то оправдаться, она добавила:
— Папа, я ведь хорошо учусь, и если мне в кои веки понравились какие-то мальчики…
Брайан поплотнее запахнул кашне и, нагнувшись, стал надевать калоши.
— Счастливо оставаться, — сказал он.
— В каком смысле? — осторожно уточнила Гвен.
— Говорю, счастливо оставаться, солнышко мое.