Установление и Империя
Шрифт:
Тут он серьезно, медленно кивнул.
— Вот как? — спросил Деверс. — И что же он сделал?
— Закончил Охват, вот что, — сержант ухмыльнулся с отеческой гордостью. — Ну разве он не молодчага? Разве не здорово он это провернул? Один из наших парней, который любит выражаться непонятно, говорит, что это прошло так же гладко и чисто, как музыка сфер, что бы это там ни значило.
— Теперь начинается большое наступление? — мягко спросил Барр.
— Да надеюсь, — с жаром заявил сержант. — Теперь, когда моя рука срослась, я хочу вернуться на свой корабль.
— И я тоже, — пробормотал Деверс со внезапной яростью и с силой прикусил губу.
Сержант с сомнением взглянул на него и сказал:
— Я лучше пойду. Капитан делает обход, и мне надо спешить, чтоб он меня здесь не застукал.
У двери он приостановился.
— Кстати, сударь, — внезапно сказал он торговцу, неуклюже смутившись, — а вот что сказала мне моя жена. Она говорит, что тот небольшой холодильник, который вы дали мне для нее, работает просто отлично. Он ей ни во что не обходится, и она держит в нем замороженным весь месячный запас провизии. Я ценю это.
— Все в порядке. Забудьте эту мелочь.
Огромная дверь бесшумно задвинулась за ухмыляющимся сержантом.
Дуцем Барр поднялся со стула.
— Что ж, он честно отплатил нам за холодильник. Посмотрим-ка на эту новую книгу… Какая жалость, название пропало.
Он размотал около метра пленки и посмотрел ее на свет, затем буркнул:
— Ну, чтоб мне шило в зад, как выражается наш сержант. Это же «Сады Суммы», Деверс.
— Неужели? — произнес торговец без всякого интереса и отодвинул остатки своего ужина. — Сядьте, Барр. Слушание этой литературы о былых временах ни к чему хорошему не приведет. Вы поняли, что сказал сержант?
— Да, понял. Ну и что из того?
— Начинается наступление. А мы сидим здесь!
— Где же вы хотели бы сидеть?
— Вы знаете, что я имею в виду. В пустом ожидании пользы нет.
— В самом деле? — Барр осторожно вынимал старую пленку из трансмиттера и устанавливал новую. — За последний месяц вы немало порассказали мне из истории Установления, и создается впечатление, что великие вожди во времена прошлых кризисов едва ли делали нечто большее, чем просто сидели и ждали.
— Ах, Барр, но они знали, что к чему.
— Вы уверены? Полагаю, они так говорили, когда все кончалось, и, насколько мне известно, так оно и было. Но нет никаких доказательств тому, что дела не шли бы так же хорошо или даже еще лучше, если бы эти люди не знали, к чему они идут. Глубинные экономические и социальные силы не направляются отдельными людьми.
Деверс усмехнулся.
— Однако нельзя утверждать, что дела не могли бы обернуться хуже. Ваша аргументация построена задом наперед, — взгляд его стал задумчивым. — Знаете, может, мне надо было его пристрелить?
— Кого? Риоза?
— Да.
Барр вздохнул. Его стареющие глаза затуманились воспоминаниями далекого прошлого.
— Убийство — не решение проблемы, Деверс. Я как-то испробовал это, поддавшись искушению, когда мне было двадцать — но это ничему не помогло. Я уничтожил негодяя, но не имперское ярмо на Сивенне,
— Но Риоз не просто негодяй, док. Он — это вся чертова армия. Без него она развалится. Они цепляются за него как младенцы. Тот сержант прямо слюни распускает при одном лишь упоминании о Риозе.
— Все равно. Есть другие армии и другие предводители. Вы должны смотреть глубже. К примеру, есть этот Бродриг — ни к кому другому Император так не прислушивается. Он может затребовать сотни кораблей там, где Риозу приходится бороться, имея лишь десять. Я знаю его репутацию.
— Вот как? Что же говорят о нем? — досада в глазах торговца сменилась острым интересом.
— Хотите краткую характеристику? Он — мерзавец низкого пошиба, с неизменной льстивостью потрафляющий капризам Императора. Он искренне ненавидим аристократами двора — хотя эти тунеядцы и сами хороши, — поскольку он не может похвалиться ни знатностью, ни скромностью. Он является советчиком Императора по всем вопросам, равно как и орудием Императора в самых поганых делах. Он вероломен по собственному желанию, но верен по необходимости. В Империи нет человека столь же изысканного в злодействе и столь же жестокого в забавах. И, говорят, нет пути к императорскому фавору иначе как через него; и нет пути к нему иначе как через бесчестье.
— У-у! — Деверс задумчиво подергал свою аккуратно подстриженную бороду. — И этого-то сукина сына Император прислал сюда приглядывать за Риозом? Знаете ли вы, что у меня появилась идея?
— Нет, не знаю.
— Допустим, что этот Бродриг невзлюбит нашу юную Отраду Армии?
— Считайте, что уже невзлюбил. Он вряд ли способен любить кого-либо.
— Так. Допустим, что дела у них пойдут в самом деле плохо. Император может прослышать об этом, и у Риоза возникнут неприятности.
— Угу. Очень возможно. Но как этого добиться?
— Не знаю. Наверное, Бродрига можно подкупить?
Патриций вежливо засмеялся.
— Некоторым образом да — но не так, как вы подкупили сержанта, не карманным холодильником. Он — птица высокого полета, и вы не достигнете его масштаба. А если б и смогли, это себя не оправдало бы. Да, он продажен, но он не обладает даже элементарной порядочностью, свойственной обыкновенному взяточнику. Он, так сказать, не останется подкупленным — ни за какую сумму. Подумайте о чем-нибудь еще.
Деверс закинул ногу на ногу, быстро и неустанно покачивая носком.
— Это, впрочем, только черновая мысль…
Он замер: сигнал над дверью опять замигал, и на пороге вновь показался сержант. Он волновался; его широкое лицо было красным и серьезным.
— Сударь, — начал он в возбужденной попытке выказать уважение, — я очень благодарен за холодильник, и вы всегда говорили со мной очень здорово, хотя я только сын фермера, а вы знатные господа…
Его плеядский акцент стал очень сильным, так что его едва можно было понять. Волнение и глуповатый вид откровенно выдавали его крестьянское происхождение, полностью заслонив воинскую выправку.