Усвятские шлемоносцы
Шрифт:
– Ладно, давайте,- сказал он.- И в самом деле жарковато.
Он обнажил себя до пояса, наклонился перед Давыдкой, и тут все вдруг увидели на его левой лопатке сизый, напряженно стянутый рубец в добрую четверть. Занесенное было ведро повисло в воздухе, и лейтенант, не понимая, в чем дело, отчего мешкают, нетерпеливо поторопил:
– Лей, кто там...
– Дак можно ли?
– оторопело спросил Давыдко.- Это чегой-то у тебя на спине?
– А-а!
– засмеялся согнувшийся лейтенант.- Давай валяй.
Давыдко
– Лей, лей!
– ободрял тот.- Поливай, не бойся.
– Чем это тебя, товарищ лейтенант?
– Было дело,- гудел сквозь струи лейтенант, радостно отфыркиваясь.Хасан это... Озеро Хасан...
– Не болит?
– Болело б, так не служил бы. Рана ведь неглубокая, по кости только чиркнуло.
– Вот это дак чиркнуло!
– с уважительной опаской таращились на рану мужики.- Эко боднула костлявая! Чуть бы что - и, считай, лабарет.
– Ничего!
– дрякнул лейтенант.- Зато мы ему тоже всыпали. Долго будет зализывать.
У кого-то в сумке нашлось и полотенце - побежали, принесли долгий самотканый рушник с красными мережками, и, утираясь им, раскрасневшись от каляного суровья, лейтенант просиял белозубо:
– - Хороша водица! Спасибо, товарищи.
Мужики польщенно оживились.
– Водица тут редкая, это верно. Из мелов бежит. А ты из каких мест? Где родина-то?
– С Урала я. Тагильский.
– Так-так... Мать-отец есть? Живы ли?
– Отца давно уже нет. Белоказаки расстреляли. Чего-то там в депо сделали, их и сцапали, восемь человек. Завели в пустой вагон, там и постреляли. А вагон потом сожгли... А матушка жива. И две сестренки. Уже б должна пойти на пенсию, да вот война, теперь не знаю как...
Пока утирался, а потом надевал гимнастерку и застегивал ремни, был он в эти минуты прост и доступен свежим, умытым лицом с прилипшими ко лбу мокрыми волосами, и мужики радовались этой обыденности, до той поры таившейся под строгостью армейской фуражки.
– Товарищ лейтенант, на-ка покури нашего домашнего,- Матюха Лобов протянул свернутую газетную книжечку. Он уже сводил командирского коня к ручью, и теперь тот пасся неподалеку на нехоженом склоне.
– Да погоди ты с махоркой,- перебил дедушко Селиван.- Человеку, может, перекусить охота. А ну, несите-ка, чего у вас там.
– А и верно!
– вскинулись мужики.- Что ж это мы...
– Нет, нет,- запротестовал лейтенант и достал свои часы-луковку.- Время выступать. Предписано сегодня же прибыть на сборный.
– Поешь, поешь, сынок,- настаивал дедушко Селиван.- Тебя как звать-то?
– Александр... Саша.
– Ну дак, вишь, и зван по-нашему. А по-нашему такое правило: хоть ты генерал будь, а от хлеба-соли не отказывайся. А по-солдатски и того гожей
– Ну, отец, от тебя, видать, и ротой не отбиться!
– засмеялся лейтенант.
– Была б причина со мной войну затевать,- тоже рассмеялся дедушко Селиван.- Неси самобрань, робяты! Какое время за хлебом потеряно, то вдвое в дороге нагонится. И конь, говорится, не ногами бежит, а овсом...
Тем временем Леха Махотин принес свою дорожную торбу, развязал ей хобот и принялся выкладывать припасы на разостланном рушнике - разломил смугло обжаренную курицу, высыпал пригоршню пирожков, достал свежих огурчиков, редиски. Мотнулся к своему припасу и Матюха Лобов и под одобрительный перегляд мужиков бережно, чтоб не расплескать, выставил на рушник голубенькую кружицу с белым на боку цветочком, чем и вовсе привел лейтенанта в смущение.
– Давай, товарищ лейтенант,- сказал он, почтительно отступая в сторону.- На здоровьице.
– Ну это уж вы зря...- смутился лейтенант.- Честное слово...
– Да чего там!
– загомонили новобранцы.- Экое дело выпить перед едой. Выпей да закуси.
– Ну ладно, раз так.- Лейтенант поднял кружку.- За что выпью, так это за нашу победу.
– Вот это верно!
– дружно одобрили мужики.
– Давай, товарищ лейтенант. Чтоб ему, Гитлеру, пусто было.
– Ни дна ему, ни покрышки.
И всем почему-то сделалось радостно оттого, что их командир выпил чарку, а теперь, присев на корточки, крепко хрустел ихним, усвятским, огурцом, тыча им в ворошок соли на листе медвежьего уха.
– Ужли не победим?
– ухватился за слово Никола Зяблов, подбивая лейтенанта на больной разговор.
– Побьем, ребята, побьем,- спокойно сказал тот.
– Дак и я говорю,- подхватил дедушке Селиван.- Не все серому мясоед. Будет час, заставим и его мордой хрен ковырять.
– Правильно, отец!
– захохотал лейтенант.- Это точно!
– Сколько уже замахивались на Россию,- ободренно продолжал Селиван,- а она и доси стоит. Уже тыщу годов. Эвон какое дерево вымахало за тыщу лет: шапка валится на верхушку глядеть.
– Насчет дерева это ты, отец, хорошо сказал,- кивнул лейтенант.- Нам бы еще немного заматереть, каких пяток лет, тогда ни один топор не был бы страшен.
– Это б хорошо,- поскреб под картузом Никола.- Да сучья, слышно, уже летят...
– Ничего!
– сказал лейтенант.- О сучья ведь тоже топор тупится. Покамест до главного ствола дело дойдет, и рубить будет нечем Нам, товарищи, главный ствол уберечь, а сучья потом снова отрастут. А за те, что порублены, он еще поплатится. Мы из них ему крестов наделаем.