Утерянная брошь
Шрифт:
– Нам надо объясниться, – нервно теребя воротник шинели, прерывисто дышал юноша, пожирая женщину обожающим взглядом.
– Нам?! – изобразив удивление, полячка отступила на шаг и, указав на стул, заняла место возле окна, картинно скрестив на груди руки.
– Прошу прощения, мне! – смахнув со лба волосы, заставил себя сесть Казимир и сосредоточенно умолк, уткнувшись взглядом в паркет пола.
– Итак…? – Ржевуцкая не любила долгих прелюдий.
– Я люблю, люблю вас! – в припадке отчаяния выкрикнул молодой человек, сжимая до хруста пальцы. Глаза его пылали трагическим сумасшествием, а бледный лоб покрылся испариной.
–
Спустя час она заперла за ним дверь, и с той минуты студент Лиховцев оказался в ее совершеннейшей власти.
Глава 11. Шувалов сердится
– Не узнаю вас, Чаров. Вы не продвинулись ни на шаг, ни по одному из намеченных направлений.
– Мадемуазель Варвара крепкий орешек, ваше высокопревосходительство. Мои поползновения ухаживать за ней отклика не находят. И как я успел заметить, с прочими кавалерами она держится также холодно, а порою высокомерно.
– Полагаю, замужество не является приоритетом девицы Шебеко. Стать дуэньей княжны и заместить собою княгиню Луизу Долгорукову – таковы ее тайные планы, – Шувалов смерил его насмешливым взглядом. – Впрочем, вашу неудачу можно зачесть в приход. Как-никак, а благодаря вам истинные намерения мадемуазель окончательно прояснились. А посему, коли она вам не по сердцу, можете оставить попытки приударить за ней. Но это не снимает с ваших плеч первоначальной задачи – отыскать похищенную брошь и вернуть ее княжне Екатерине Долгоруковой, пока этого не сделали иные лица. Причем опосля того, как безделица побывает в руках императрицы, – взор графа был готов заморозить Чарова.
– Установлением личности убийцы Журавского занимаемся днем и ночью, ваше высокопревосходительство.
– Но воз и ныне там. Когда ожидать результата, Чаров?
– Дело сложное и запутанное. Кавалерийским наскоком не решишь, – заикнулся о трудностях расследования судебный следователь. – С помощью швейцара гостиницы я составил словесный и нарисовал графический портрет вероятной убийцы, – с этими словами он достал из портфеля лист бумаги и положил на письменный стол шефа жандармов.
– Нарисовано недурно. Какой пронизывающий взгляд!
– Копия этого портрета имеется и в Сыскной полиции. Что до оценщика в ломбарде, принявшего брошь от Журавского и продавшего ее Полякову, а также устроившего подпольную ссудную кассу и скупку краденого на своей квартире, он раскаялся и отныне будет информатором господина Блока.
– Превосходно, Чаров. Кстати, – неожиданно подхватился Шувалов. – Давеча пришла печальная весть из Висбадена. Скончался министр почт и телеграфов Толстой. Вот к чему приводит лечение на немецких водах. Говорят, он подхватил там болотную лихорадку 27 , – со скорбной миной произнес граф.
27
Малярия.
– Поляков лишился высокого покровителя, – выдержав полагающуюся в подобных случаях паузу, с философской грустью молвил судебный следователь.
– Зато приобрел
– И роль вашего высокопревосходительства будет ясно обозначена, – Сергей озвучил невысказанное желание графа, чем заслужил окончательное прощение Шувалова.
– И еще, Чаров. Я уж говорил вам здесь ранее, – потеплевшим взглядом он обвел свой Белый кабинет. – Мой адъютант – хороший знакомец нашего деловара. Но не его одного. Полковник Шебеко состоит в добрых отношениях и с генералом Потаповым. И я не хотел бы, чтобы лавры доставленной Полякову концессии увенчали его голову.
– В таком разе я немедля еду в «Демут», ваше высокопревосходительство.
– А что насчет тех поляков? – уже в дверях остановил его граф.
– Агент Шнырь неотлучно следует за ними. Задержание и допрос Ржевуцких, кой я грешным делом предполагал провести ранее, считаю сейчас несвоевременным и вредным. Можем спугнуть, – отрапортовал Чаров и поведал в подробностях о первых результатах наружного наблюдения.
– Нечаев, стало быть, у вас вольная птица, сам себе предоставлен, – пристальный взгляд шефа жандармов вперился в молодого человека. – Что ж, – примирительно проронил он, выслушав объяснения Сергея насчет переезда учителя Закона Божия на новую квартиру и связанных с этим хлопот. – Растроиться Шнырю действительно затруднительно, а Нечаеву обустроиться надобно да с начальством Сергиевского приходского училища отношения наладить, не до революций ему покамест. Однако, ввиду особенной важности дела, филера из числа недавно принятых в службу я у Мерзликина вытребую и в помощь ему дам. Пускай ремеслу у Шныря поучится, – расщедрился Шувалов.
Вечером Чаров с удовольствием потягивал охлажденное шабли и заедал его нормандским бри на квартире у Несвицкого. После помолвки князь избегал модных мест и даже в скромном «Золотом якоре» не засиживался, предпочитая заказывать на дом полюбившиеся блюда и напитки. Лишь в Манеже да яхт-клубе на Крестовском острове его можно было изредка видеть. Репутация жуира и волокиты, коей он пользовался в свете, едва не повредила его счастью, и отныне, зная свою отзывчивую, открытую удовольствиям и веселой компании душу, он не желал подвергать риску предстоящую женитьбу. «Доброхоты донесут Матильде, и свадьбе не бывать», – с грустью размышлял князь, сетуя на несовершенство человеческой природы и вынужденно соглашаясь с предостережениями матушки, устроившей ему этот выгодный брак.
Раздался звонок в передней, и слуга Тихон доложил о приезде баронессы Лундберг.
– Странно, я не жду ее, да и матушка в отъезде! – изумился Несвицкий и, сделав знак Сергею оставаться на месте, поспешил навстречу будущей теще.
– Лицо ваше мне кажется знакомым, – наведя лорнет на Чарова, надменно молвила баронесса грудным сочным голосом.
– Следователь Окружного суда коллежский асессор Чаров. Имел честь видеть вас на помолвке, мадам, а допрежь на премьере в Александринском театре. Давали «Смерть Иоанна Грозного» господина Толстого. Мой дядя Валуев представил меня вашей милости.