Утешение для изгнанника
Шрифт:
— Это будет трудно, господин, — спокойно ответил Наср.
— Наср твой учитель, — сказал аль-Хатиб. — Мало кто говорит по-арабски более правильно, с большей изысканностью и блеском, чем Наср ибн Умар. И хотя он не имам, но определенно разбирается в делах веры лучше, чем ты, и не будет поражен твоим невежеством. Теперь вы должны найти себе тихий уголок в приятном дворе для первого урока, потому что, насколько я понимаю, попозже у вас будут скачки.
— Скачки? — переспросил Юсуф.
— Предоставлю
Наср повел их из дворцового комплекса, мимо примыкающих к нему расположенных радом домов, вверх по склону в просторный сад.
— Здесь нам будет спокойно, никто не помешает, — сказал Наср. — Нужно только… — С задумчивым видом повернулся к Абдулле. — Ты можешь принести нам чего-нибудь пожевать и кувшин холодного питья, так ведь?
— Нет, — господин, — твердо ответил Абдулла. — Я должен оставаться с вами до конца урока, потом позаботиться, чтобы у господина Юсуфа была одежда для верховой езды.
Демонстрируя свою решимость, он сел, скрестив ноги, на каменные плиты и стал чертить рисунки на скопившихся поверх них пыли и песке.
— Когда он становится таким, тут уж ничего не поделаешь, — сказал Наср. — Придется страдать. Но, может быть, он соблаговолит принести нам два прутика, и мы последуем его примеру, только будем чертить в пыли буквы.
— Что мы должны делать?
— Будем разговаривать. А если услышишь незнакомое слово или не сможешь что-то сказать, мы это запишем.
— Когда тебя избрали мне в учителя? — спросил Юсуф, решив начать с того, что может сказать.
— Как только мы узнали о твоем возвращении. Его Величество посоветовался с аль-Хатибом, он был близким другом твоего отца и знал кое-что о том, каким ты был раньше, и аль-Хатиб предположил, что твоей основной трудностью, скорее всего, будет язык.
— Разве мое образование было поручено не визирю?
— При дворе много фракций. — Увидев выражение лица Юсуфа, записал это слово в пыли. — Групп, которые соперничают за благосклонность и являются сторонниками кого-то из могущественных придворных.
— Они есть при каждом дворе, — уверенно сказал Юсуф. — Я понимаю.
— Его Величество отдал это в руки аль-Хатиба, потому что он очень образованный и хорошо знал твоего отца. Они решили, что если ты будешь говорить, как один из нас по прошествии семи лет — тех лет, когда тебе нужно было учиться, — значит, ты самозванец и шпион. Он с большим облегчением обнаружил, как примитивна и своеобразна твоя речь. Иначе не принял бы тебя так тепло.
— Как он мог это узнать до того, как я пришел туда?
— Я сказал ему, — ответил Наср. — Обратил внимание, как медленно слуги вели тебя во дворец? Я был уже избран тебе в учителя, потому что мое скромное мастерство в речи и письме много хвалили, а также потому, что я твой родственник
— И должен жениться на моей сестре.
— Если будет угодно Богу, — сказал Наср. — Она такая же красивая, как ты помнишь ее?
— Еще красивее, — ответил Юсуф. — И очень любезная, умная. Наср, ты должен обращаться с ней хорошо.
— Как может быть иначе? А теперь говори как можно больше, и я стану исправлять твои ошибки. Расскажи, как ты избежал убийства и нашел путь ко двору арагонского короля.
— На объяснение этого потребуются дни и дни, — сказал Юсуф. — Это долгая, сложная история.
— Я люблю долгие, сложные истории. Буду слушать, как монарх, которого развлекает любимый рассказчик.
— Мы с отцом ехали отсюда по многим длинным дорогам, через горы и холмы, по большой, пыльной пустыне, пока не добрались до Валенсии.
— Только он и ты?
— Нет, — ответил Юсуф. — Это было бы невозможно. Были и другие, солдаты, стражники, люди, с которыми разговаривал отец. Это заняло долгое время, но сколько дней, сказать не могу. Помню какие-то ландшафты в разных местах. Помню свою лошадь, свой маленький меч — я очень ими гордился, В Валенсии мы жили в большом дворце. Внутри он был синим — все было синее. Он был полон людей, речи которых я не мог понять, но всегда находился с отцом.
— Твой отец говорил на языке христиан?
— Не знаю, — ответил Юсуф. — Я не понимал ничего происходившего, поэтому не слушал, если он не обращался ко мне.
— Конечно, — сказал Наср.
— Потом однажды — день был очень ясным, солнечным, жарким — поднялся шум, люди бегали, кричали, двери хлопали. Мы с отцом были в очень большой синей комнате, вошли несколько человек. Отец обратился к одному из них, очень спокойно, и помню, я перестал бояться. Потом вошли еще люди. Они что-то закричали, и человек, который разговаривал с отцом, указал на него. Я это сейчас вспоминаю. Отец оттолкнул меня назад и велел бежать, отнести письмо королю. Должно быть, он мне говорил об этом письме, потому что я знал, где оно. Эти люди напали на отца, и тут я убежал. Взял письмо и убежал. — Юсуфа била дрожь. — Я был в крови, но и многие люди тоже.
— И сражение прекратилось?
— Нет, но я держался в стороне от сражавшихся групп. Я спрашивал всех встречных, где король, наконец кто-то понял меня, указал на другую улицу и сказал, что король уехал по ней к дороге на восток. Тогда я ушел из города и побрел пешком. Какой-то человек заговорил со мной на нашем языке и потом взял меня в слуги. Я долгое время оставался с ним, потому что он шел на восток, но потом он решил идти в глубь страны, и я ушел от него. Я не знал языка этой страны, но знал, что таких, как я мальчиков, могут продать в рабство.