Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Да, и кстати… Есть тут у нее один мальчик, которого нужно бы пристроить на каникулы… Он живет у одной из своих теток, но отношения у них не ахти… Может быть, мы обойдемся без благословения совета? Ну хотя бы на несколько дней… Пусть немного отвлечется… Она никогда не посмела бы вот так, незаконно, если бы речь шла о ком-то другом, но тут, вы сами увидите, это удивительный ребенок… И добавила, смеясь: Я думаю, он заслуживает того, чтобы посмотреть на ваших мышей!
Кажется, речь шла о пасхальных каникулах… Однажды утром, она доставила мне его «контрабандой»… Вы
Он был неподражаем, задавал массу вопросов, всем интересовался, во всем помогал, очень привязался к Идиосу, вставал ни свет ни заря, чтобы помочь Рене в огороде, поведал нам, что означает мое имя, и без конца рассказывал всевозможные байки моим олухам, чьи познания о мире ограничивались пределами нашей деревни…
Когда она приехала его забирать, это… это было ужасно.
Он рыдал горючими слезами… Помню, я взяла его за руку, и мы отошли в глубь двора. Я сказала ему: «Скоро начнутся летние каникулы, и ты сможешь провести у нас целых два месяца»… Но он всхлипывал, он… он хотел остаться нааавсегда-ааа. Я пообещала ему, что буду часто ему писать. Тут он сдался, если он будет уверен, что я его не забыла, тогда ладно, так и быть, он уедет с Натали…
Пока он обнимался со своей любимой собакой, Натали, этот социальный работник, которая работала так, как подсказывало ей сердце, призналась мне, что его отец насмерть забил его мать прямо у него на глазах.
Ее слова вернули меня с небес на землю. Вот что значит разыгрывать из себя добреньких благотворительниц… Я-то хотела просто лагерь для детей открыть, я вовсе не стремилась получить очередную порцию дерьма на свою голову…
Но теперь… Теперь было уже поздно… Ясин уехал, но я уже не могла отделаться от того, что рассказала Натали. Мужчина, избивающий мать своих детей в углу гостиной, – эта картина преследовала меня… Мне-то казалось, что я стреляный воробей… Ан нет, жизнь не устает преподносит нам дивные сюрпризы…
В общем, я писала ему письма… Мы все писали… Я сфотографировала собак, кур, Рене и вкладывала по паре снимков в каждое письмо. В конце июня он к нам вернулся.
Приехали мои родители. Ясин совершенно покорил мою мать, он повторял за ней латинские названия всех цветов, а потом просил отца ему их перевести. Отец сидел с книгой под большой белой акацией и, декламируя: Tytire, tu patulae recubanssub tegminefagi,[238] – учил его вторить имени красавицы Амариллиды.[239]
Только я знала, что с ним случилось, и меня восхищало, что мальчик, столько всего переживший, смог принести с собой мир и покой…
Дети все время подсмеивались над ним потому, что он был ужасный трус, но он никогда не обижался. Говорил: я на вас лучше посмотрю да подумаю над тем, что вы делаете… Я-то знала, что он просто ни за что на свете больше не хотел рисковать, боялся боли. Когда они принимались играть в «индейские пытки», он уходил к Granny и кустам роз…
С середины августа я стала с ужасом думать о его предстоящем отъезде.
Натали
Наутро мы устроили грандиозную игру в прятки, играли весь день. Безрезультатно. Натали уехала страшно обеспокоенная.
Эта история могла ей дорого обойтись… Я пообещала, что привезу его сама, как только найду. Но к вечеру следующего дня он так и не нашелся… Она запаниковала. Нужно вызывать полицию. А вдруг он утонул? Я, как могла, по телефону ее успокаивала, и тут заметила на кухне нечто странное, и сказала ей: дай мне еще немного времени, в полицию я позвоню сама, обещаю…
Дети переволновались, поужинали молча и отправились спать, продолжая выкрикивать его имя в коридоре.
Посреди ночи я вышла выпить чашку чаю. Свет зажигать не стала, села с краю стола и заговорила: Ясин, я знаю, где ты. Вылезай. Ты ведь не хочешь, чтобы за тобой приехали полицейские, правда?
Никакого ответа.
Естественно…
На его месте я поступила бы точно так же, и я сделала то, чего бы хотела для себя, окажись я на его месте.
Ясин, послушай меня. Если ты сейчас вылезешь, я договорюсь с твоими дядей и тетей и обещаю, ты сможешь остаться у нас.
Конечно, я рисковала, но… со слов Натали я поняла, что этот самый дядя не слишком-то дорожит лишним нахлебником…
Ясин, please. Ты же соберешь всех блох с этого пса! Разве я когда-нибудь тебя обманывала с тех пор, как мы познакомились?
И тогда я услышала: «Охохо… Если бы ты знала, как я проголодался!»
– И где же он был? – спросил Шарль. Кейт повернулась:
– Вон в той скамейке, похожей на ларь, что стоит у стены… Не знаю, видно ли вам, но в передней стенке есть два отверстия… Это скамейка-конура, я купила ее у старьевщика, когда мы только сюда переехали… Я считала, что это гениальная идея, но собаки, конечно же, ее не оценили… Они предпочитают диваны Эллен. А тут вдруг, смотрю, Идиос залез туда и не вылезает, даже попрошайничать не пришел, когда мы ужинали.
– Elementary, ту dear Watson,[240] – улыбнулся он.
– Я его накормила, позвонила дяде и записала в школу. Вот и все про Ясина… Что касается Недры, она попала к нам таким же контрабандным путем, но при гораздо более драматичных обстоятельствах… Мы ничего не знали о ней, кроме того, что ее нашли в каком-то сквоте с разбитым лицом. Случилось это два года назад, ей было тогда три, в общем… толком мы так ничего и не знаем… Все это тоже провернула Натали.
Сначала предполагалось, что ее к нам привезут на время… Пока ей вылечат челюсть, выбитую чересчур сильным ударом… А тем временем, может, и родственники какие никакие объявятся…
Но знаете, Шарль, даже если у вас все молочные зубы на месте, но нет ни одного документа, жизнь ваша ох как не проста… Мы нашли врача, который согласился прооперировать ее в частном порядке, но во всем остальном – полная безнадега. В школу ее не взяли, и я учу ее сама. Ну то есть… учу, как могу, потому что она не разговаривает…