Утилизация
Шрифт:
— Юля, — он окликнул, когда я подошла на расстояние вытянутой руки.
Прошла мимо, словно он пустое место. Это стоило миллиона нервных клеток. Потому что хотелось разрыдаться и броситься на него с кулаками. Парадокс заключался в том, что он не сделал мне ничего плохого, а я ненавидела его больше всех. Именно он был виноват в нападении Сабы. Не прислушиваясь к доводам рассудка, я назначила его главным злодеем.
Девочки уже завтракали, когда Лиза приветливо помахала рукой, указав на место рядом с собой. Естественно, а куда же
— Что-то случилось?
Конечно, случилось! Хотя бы на третий день можно сменить картофельное платье?
— Проголодалась.
Звериный рык в голосе скрыть не удалось. Лиза сразу же притихла, уткнулась носом в сосиски с лапшой. Думаю, она с одного взгляда считывала гнев и раздражение, а я выдала целое людоедское слово. Недоумённые взгляды девчонок я почувствовала, не поднимая глаз. К лешему их. Не ощущая вкуса, проглотила капустный салат, принялась за сосиски. Три пышных оладьи со сметаной ждали на десерт. Может хоть они успокоят мои расшалившиеся нервы.
Лёгкой походкой к столу приблизилась Ирочка, шлёпнулась чуть наискосок напротив меня.
— Какая сегодня вкуснятинка! Ням-ням!
Его бодрый голосок высек в груди искры отвращения. Грозовое предупреждение. Шторм семь баллов. Буду молча жевать сосиски.
— Салатик такой вкусненький, — сказала Ирочка, принимаясь с аппетитом хрустеть зелёными полосками. — Из свежего урожая капусточка.
А почему не урожайчика? Уменьшительно – ласкательные словечки в исполнении Мальвины нервировали гораздо больше, чем вкус сосисок. Сосиски с гарниром, которые я упорно перетирала зубами, казались травой под радостные трели девушки с голубыми волосами.
— Да, капуста подешевела, — поддакнула Вика, — я детям часто такой салат делаю. В нём много витаминов.
— Чудесные витаминчики! — подтвердила Ира.
На небольшом столике со щелчком отключился электрический чайник. Нина встала, направилась за ним.
— Чай, кофе, — пропела она, ставя чайник на стол. — Там тостер есть и хлеб рядом, кто хочет поджарить?
— Оладьи вкуснее, — резонно заметила Софа.
В центр стола приземлилась шоколадка «Алёнка». Я оторвала взгляд от тарелки, поглядев на довольное лицо Ирочки.
— Угощайтесь!
— Презент от Акулы?
Ирочкин игривый взгляд резко сменил вектор дружелюбности.
— Не Акулы, а Ромы.
— И когда это он стал Ромой?
Наколов на вилку целую сосиску, я демонстративно поводила ею из стороны в сторону.
— Ну, вот, познакомились сегодня.
—Ты же сама говорила, что боишься его?
— Просто сначала он меня напугал.
— Он что, пластику сделал?
— Он нормальный…, — голос Иры приобрёл жёсткость.
Вот как она, оказывается, может.
— Софье не он по лицу двинул?
— Блин, случайно, на нервах.
В груди
— Ты дура?
За столом стихли разговоры. Кто-то по инерции жевал. Лиза покрылась пунцовыми пятнами, пытаясь что-то промямлить. Ей стыдно за меня? А мне что до этого?
— Я двум мужикам понравилась, а на тебя никто не взглянул.
— Предлагаешь опять тебя из кустов вытаскивать? Шея уже перестала болеть?
— Пошла ты, знаешь куда?
— И куда же?
— Туда, откуда тебя недавно выпустили. Думаешь, непонятно, почему ты молчишь? Ничего про себя не рассказываешь? Тут дураков нет.
Внутренности словно обожгло кипятком. Особенно поразило молчание девчонок, которое, как известно – знак согласия.
— И откуда меня выпустили?
— Из дурки. Это даже слепому видно.
**
— Ир, хватит. Хочешь, обжимайся с мудаком. Твоё дело, — жестко припечатала Жанна, допивая чай.
К шоколадке никто не притронулся, девчонки одна за другой выходили из-за стола, пустыми разговорами пытаясь сгладить неловкость.
— Не слушай её, — Лиза жалко выглядела со своим утешением.
— Иди, пожалуйста. Я ещё не доела.
Все ушли. А я так и сидела, вцепившись одной рукой в волосы, другой кромсая оладьи, орошая их слезами. Я несчастная психичка. И все это видят. Моя дочь в реанимации, а я в сотне километров от неё. Меня разрывало между тем, чтобы отвлечься, и тем, чтобы всё время думать о дочери. Я рассыпалась на молекулы, дёргаясь в попытке хоть как-то склеить себя, собрать целое из кривых фрагментов. Диагноз, мимоходом поставленный Ирочкой без пристального изучения объекта, был недалек от истины.
На стул напротив меня кто-то приземлился.
— Ты чем-то расстроена? — голос Инструктора.
Медленно подняла глаза. Расстроена. Очень. Но слёзы закончились. Осталась дикая безнадёга и усталость.
— Не хочешь говорить?
В глазах мужчины светилось что-то человеческое. Участие, понимание, какая-то необъяснимая тревога. Я смотрела в его глаза, пытаясь понять, что он хочет мне передать. Это были не дьявольские силки, которые я привыкла разгадывать, а нормальное отношение к живому человеку. С ним можно говорить? Он услышит меня?
— Как тебя зовут?
— Андрей.
— А… кличка?
Инструктор, у которого обнаружилось имя, с минуту молчал. А я вот кое-что услышала. Своим музыкальным слухом я вычленила его кличку (тогда она показалась именем) среди разговоров в первое утро, когда мы стояли рядом с охранниками после завтрака. Глядя на Инструктора, я угрюмо ждала, совсем не надеясь на чистосердечное признание.
— Паша, от фамилии Пашнин.
Это было правдой. Значит, имя тоже настоящее. И всё равно было непонятно, что ему от меня нужно.