Утилизация
Шрифт:
— Спасибо.
Я приложила руки к щекам. Взгляд Андрея словно поделился со мной теплом. Такая редкость в этом лагере. Здешние охранники не знают, что значит уважать женщину. Они смотрят на неё со снисхождением главного в роду человеческом.
— Ты хотела спрятаться?
Я не буду больше врать никогда. Стану самой честной версией себя в новой жизни.
— Нет. Искала камень, который бросила Лиза.
— Не иначе это был золотой слиток, — улыбнулся Андрей.
— Хотела этим камнем прибить Сабу.
— Ты серьёзно?
— Лиза
Невдалеке замелькали силуэты девчонок, они, наверняка увидели нас, сидящих на траве.
— Лиза с Арнольдом Анатольевичем доедают ужин, — сказал Андрей.
Что?
— Меня послали поторопить вас. Поварам пора домой.
Шок от услышанного, видимо, отразился в моих широко распахнутых глазах, онемевших губах в попытке улыбнуться. Едва ли я смогла найти сейчас слова, чтобы что-то сказать. Что сказать? Что я могла сказать в этот момент? Что я непроходимая дура, истеричка, психопатка?
— Ты не одинока, Юль. Вокруг есть люди, готовые помочь.
Андрей меня успокаивал, пытался стабилизировать, увидев, какой ураган чувств вызвали его слова. Он смотрел без улыбки, а я не могла понять, кто он такой. Все попытки натыкались на стену хоть и не из бетона, но очень плотную, непроходимую стену – ни прощупать, ни предсказать. Странный коктейль стали, непроницаемости и глубинного скрытого источника.
К нам подошли девчонки. Похоже, они обалдели от увиденного. Я, вспотевшая с красным лицом в пожамканной грязной футболке, рядом со мной на корточках Андрей, судя по виду, взвинченный неоднозначной ситуацией. Мои глаза сразу же наткнулись на Ирочку, подстрекательницу и провокаторшу, источник моего нынешнего состояния.
Чувства встопорщились как унитазный ёршик, который одним движением готов был смыть то дерьмо, что сейчас нашептывала Ирочка Нине. Я не знала, что ответить на вопросительные взгляды девчонок, беззвучно шевеля губами, не в состоянии связно мыслить и что-либо объяснить.
Андрей легко поднялся, отряхнув колени от налипших хвоинок.
— Девушки, ужин заканчивается. Идите быстрей, а то столовая закроется.
**
Коротко кивнув мне на прощанье, Андрей ушёл.
Девчонки заторопились в корпус, оставить вещи. Весёлые, отдохнувшие, им не было до меня дела. Мозг заполнил ядовитый туман под названием обида. Никто ничего не спросил, не сказал, не посочувствовал. Ирочка, наверное, уже делилась гнусными версиями того, что здесь произошло, пела о моей «ненормальности». В глазах девчонок я стала ещё более безумной, чем была.
Я почувствовала себя коброй, столько яда скопилось на языке. Меня внутри корёжило, так хотелось отыграться на Ирочке, и на всех равнодушных к моей боли. К Мойдодыру, как окрестили наш допотопный умывальник, я шла заплетающейся походкой, до сих пор дрожали ноги. Мыла руки, звеня штырьком, напряжённо ждала, когда девчонки уйдут в столовую. Они вышли из корпуса, никто даже
Боль, которая поселилась во мне, жаждала причинить боль другим. Я хотела догнать девчонок и крикнуть, что Ирочка врёт, чтобы они поверили мне, поняли правильно, успокоили, пожалели меня, чёрт возьми. Во мне истерил, топал ногами, рыдал отвергнутый ребёнок.
И всё это из-за Лизы. Если бы Лиза была мне безразлична, я бы не слетела с катушек. Из-за неё меня вынесло в иллюзорную реальность, где полностью отключились мозги.
Она не виновата, но виновата: не дождалась, не подумала, ушла с Арнольдом, оставив открытую дверь. Из-за неё произошло то, что произошло.
Козёл отпущения был найден, я решительно зашагала в столовую. Девчонки сидели за столом, когда я вошла. Моё место с краю около Лизы, конечно же, никто не занял. Я опустилась на стул.
— Что так долго? Гречка уже остыла. — Лиза с улыбкой повернулась ко мне.
Я ответила ей непроницаемым, холодным взглядом.
— Задержалась.
— А мы с Арнольдом Анатольевичем рисовали, пока вы мылись.
Гнев, жрущий изнутри, требовал выхода.
— Я рада. Можно спокойно поесть?
Боковым зрением я уловила, как Лиза словно скукожилась на стуле, стиснула кружку в руке.
— Дорисовала пейзаж? — Спросила сидящая напротив Вика, дипломатично постаралась сгладить неприятное послевкусие после моих слов.
— Да, только…не совсем пейзаж. Я художественную школу окончила. Хотела дальше учиться на дизайнера.
— И что помешало? — Вика ободряюще улыбалась, не забывая работать вилкой.
Лиза пожала плечами.
— Влюбилась, вышла замуж, переехала в деревню, устроилась работать на птицефабрику. Надо было мужу дом помогать строить.
— И какая должность у тебя?
— Сортировщица птицы.
— Что ты там делаешь?
Вика вела с Лизой любезную беседу. От их тарахтения я злилась ещё сильней, с трудом глотая гречку с сухим минтаем. Лучше бы камбалы нажарили, а не самый дешевый минтай. Его ещё надо уметь готовить.
— Да, много чего. Например, в цехе смотрю, чтобы петухов по два килограмма не засунули в ящик, где по три кило. На самом деле, это особо никому не надо.
— Да, — протянула Вика, — интересно.
— Ничего интересного, но платят хорошо. А как дизайнер я дома реализуюсь.
Лиза развернула маленькую шоколадку (на тарелке лежала горка пятнадцати граммовых крошечных шоколадок), бросила смятую обёртку на стол. Я почувствовала себя таким же пустым фантиком, от которого осталась лишь внешняя оболочка. Лиза повернулась ко мне.
— Юль, налить чая? Я уже третью чашку допиваю.
Девчонки как по команде посмотрели на меня, не скрывая любопытства. Неприязненный взгляд Ирочки светился ожиданием, что я ещё вытворю. Ну, хотя бы не скучно им со мной.
— А ты своему мужу минет делаешь?