Утоли моя печали
Шрифт:
– Здесь ничего не получится… Вы прикасаетесь, а я ничего не чувствую, никакого возбуждения. А тогда я чуть не умерла. Вернее, умерла и воскресла…
Гелий включил кондиционер, сбросил рубашку.
– Раздевайтесь.
– Я могу раздеться. – Она аккуратно расстегнула платье, под которым ничего не оказалось. – Но уверена, ничего не выйдет. И это зависит не от нас, я все поняла…
Не дав договорить, он уложил ее на диван, пристроился сбоку и стал умело ласкать шею, горло, грудь и низ живота. Марианна лишь зябко ежилась – из кондиционера несло холодком…
И
– Техника здесь не поможет, это все обман, – устало проговорила Марианна. – Нет огня…
Гелий подвинул ее, лег на спину, заложив руки за голову. Она тихонько дышала где-то под мышкой, источая приятный и никак не трогающий запах «Пани Валевска».
Вдруг он понял, отчего терпит фиаско.
– У вас есть… дети? Ребенок? – словно невзначай спросил Гелий.
– Ребенок? – чего-то испугалась она. – Нет, я не замужем.
Она слабо шевельнулась, пристроила голову у него на плече.
– Вы не о том думаете, милый, – сказала ласково. – В постели с женщиной о детях не думают.
– Интересно, о чем же думают?
– О том, как доставить удовольствие партнерше. Гелий сел, встряхнул головой.
– Я тебя видел с Широколобым… Суглобова рассмеялась и приласкалась к его плечу.
– Неужели ревнуете? Конечно, это приятно, но ревность меня не возбуждает. Нисколечко.
– Да мне плевать, что тебя возбуждает! – закричал Гелий. – Кто про что вшивый про баню. Говори, была с Широколобыми?
– Вы с ума сошли! Они же все до одного голубые! Это всем известно!
– Вот как? – Он заглянул Марианне в глаза. – Зачем же он руку тебе в бюстгальтер совал?
– Они хорошие подружки. – Она снова угнездилась на плече. – Показывал эрогенные зоны… Нет, правда, они большие специалисты и теоретики, только все без толку, замкнуты друг на друге… Будто бы охрана тайн, корпоративные интересы, а какие там интересы – в паровозик играют. Знаете, у нас тут вообще нормальных мужчин нет. Оперативный состав на центральном пульте поголовные импотенты после ракетных точек, с ядерными боеголовками по десять лет в обнимку спали. Охрана? Ну, это просто выродки! Садисты и извращенцы, можете у наших девочек спросить, пробовали… Вспомогательный состав и обслуга – шахматисты и картежники, паучки на длинных ножках, такая гадость… Есть комендант из наружной охраны, это настоящий самец был, но сейчас старый. Рассказывают, он любил всех женщин Центра когда-то. К нему, как к врачу, на прием ходили… Остальные – голубизна.
Это для Гелия прозвучало как откровение: подобный расклад и в голову не приходил…
– Как же новое человечество?.. Если бы пришлось отсиживаться в бункере девяносто девять лет?
– Не знаю… Какие девяносто девять лет?
– Погоди, но откуда же тогда дети? В Грязной зоне?
– Какие дети?
– В Грязной зоне живут дети. В каких-то клетках. И кажется, больные…
– Никогда не была в Грязной зоне, – призналась Суглобова равнодушно. – Я пробовала достигать остроты… наркотиком, – вдруг призналась она. – Сначала получалось…
– Вы наркоманка? – спросил Гелий, глядя в пустоту.
– Вовсе
– Но ведь употребляли?
– Всего несколько раз.
– И как же после этого вам удалось попасть в наш Центр? Пройти комиссии и тесты?
– Не забывайте, чья я дочь…
– А чья? – безразлично поинтересовался Гелий.
– Мой папа – генерал Суглобов.
– Не знаю такого…
– Правильно, откуда знать?.. Он состоит в команде президента. Президент его держит в тени. Папа занимается проблемами перестройки в Вооруженных Силах.
– Не по его ли милости сейчас ликвидируют Центр? – усмехнулся Гелий.
– Этого я не знаю. Меня совсем не интересует политика.
– А что тебя вообще интересует?
– Чувства… Меня больше тревожит… наше состояние. Вот лежим мы с вами рядом, два молодых и красивых человека. Но при этом – нуль эмоций.
Гелий потрепал пальцами ее мягкий коричневый сосок и поймал себя на мысли, что хочется сделать ей больно.
– Хорошо, пойдем в блок триста семь… Знаешь, какой энергией пропитаны там стены?
– Не знаю и знать не хочу! – засияла Марианна. – Идем, скорее!.. Наплевать мне на вашу энергию!
Суета в бункере чуть унялась, хотя все почему-то обращали на них внимание, провожая взглядами. Возле блока триста семь Гелий вдруг понял причину – Марианна грациозно шагала в расстегнутом форменном платье…
Дверь блока была заперта.
Гелий снял трубку внутреннего телефона, нажал кнопку оперативного дежурного.
Дежурный долго не отзывался – в Центре начинался форменный бардак, – и, когда ответил, у Гелия не хватило сил выругать его. Он попросил открыть триста седьмой блок.
– Без вопросов, – не по уставу ответили с пульта. – Входите.
Замок тотчас же щелкнул. Марианна вбежала в блок и остановилась.
– А это что такое? – с хозяйским негодованием спросила она, подбоченясь. – Кто такой? Почему здесь?
На кровати, на их «брачном ложе», лежал и улыбался Слухач. В глазах посверкивал зеленоватый огонек восхищения. Изодранная в клочья ряса валялась на полу вместе с растерзанными богослужебными книгами.
А сам он был в чем мать родила…
– Ах, какая женщина! – Слухач вскочил и расставил руки. – Я видел вас через дверь… Какая экспрессия!
Он не заметил Гелия в полумраке коридора.
– Что вы здесь делаете? – сомлела Марианна. – Как вы тут оказались? Кто вы?
– Ну, иди сюда! Иди! – зарычал Слухач и пошел на Суглобову. – Как нам сейчас будет хорошо!.. Какое у тебя аппетитное тело!
Гелию показалось, во рту у него сверкнули клыки, а из глаз посыпались искры. Слухач сгреб Марианну, бросил на кровать и навалился сверху. А она, сучка, страстно задышала и принялась царапать ему спину!
Гелий заскочил в комнату, скинул Слухача с женщины, однако тот поднялся, и завязалась борьба. Они мотали друг друга и бодались, как быки, а Суглобова, как и положено самке, ждала победителя. Наконец Гелий изловчился, применил подсечку и швырнул каперанга на пол. Тот треснулся головой, наконец узнал Карогода и стал гаденько улыбаться.