Утолю твои печали
Шрифт:
Он видел - Ксеня не верила ему. Но она промолчала, только вздохнула. Арвид улыбнулся:
– Ну, что ты?
– Зачем тебе их номер?
– она кивнула головой на телефон.
– Что ты хочешь делать?
– Хочу им сказать, что Олега надо оставить в покое.
– И они тут же тебя послушаются! Арвид... мне страшно!
– А ты уезжаешь в "Приют".
– Ни за что! Никуда я не поеду от вас!
– Ах, вот так, да?
– рассмеялся Арвид.
– Значит, у меня на одну боевую единицу больше?
– Не смейся, - с досадой проговорила Ксюша.
– Я никуда от вас не поеду.
–
– Когда же надо будет уехать, я скажу.
– Нет...
– протестующе начала она.
– И тогда тебе в голову не придет возражать мне, - сказал Арвид, и глаза его стали жесткими.
Она испуганно вскинула глаза. "Возражать?" - в это мгновение Ксеня поняла, что, действительно, и мысли не придет возражать его воле, уверенности... вот такому голосу. С ней никто никогда так не говорил... и она считала себя довольно независимой, даже, честно сказать, своевольной. Но за одной лишь фразой Арвида она почувствовала такую его силу и уверенное спокойствие, с чем соперничать не решилась бы. И с пронзительной очевидностью Ксения поняла, что женщина может быть счастлива, покорясь, доверяясь этой силе, что в сокровенных глубинах женской души лежит тоска по такой покорности...
– Арвид, не надо, - почти прошептала она, а в глазах ее было: "Пожалей ты меня, ради Бога..."
...Ее смех, улыбки, оживление могли обмануть Олега, - известно, влюбленные, как все счастливые, слепы, - но не Арвида. С самой первой минуты он чувствовал ее растерянность, подавленность, в каждом движении угадывал тщательно скрываемую неуверенность. Арвид видел, что она избегает оставаться с ним наедине, старается не встречаться с его глазами. Он понимал ее и помогал, как мог. Но в этой фразе, сейчас, намеренно позволил прозвучать иному к ней отношению - просто брат мужа не имел бы права так сказать.
– Ксюша, - проговорил он, и голос его теперь был таким мягким и теплым, что у Ксении обмерло сердце.
– Девочка моя ...
– ее испуганные глаза умоляли не продолжать, но он тихо сказал: - Ничего не изменилось, я люблю тебя, девочка моя золотая... я люблю тебя больше, чем прежде... Но это уже не имеет никакого значения. Не бойся меня, не смотри так. Я не растревожу твою душу ни сейчас, и никогда позже. Я виноват перед тобой за то, что возник в твоей жизни. Но как это исправишь?
– Он грустно улыбнулся.
– Прости меня. Ты - жена моего брата. Так есть и так будет.
– Ксене показалось, что она оледенела, - не смела и не могла поднять голову. Она не видела, как по лицу его пробежала гримаса боли, Арвид на мгновения прикрыл глаза. Потом неловко улыбнулся и заговорил снова, но голос теперь был иным, без той особой теплоты и нежности: - Сейчас ты еще и союзник мой. Значит, будешь во всем помогать мне. Не так ли?
Она кивнула, прикусив губку, не поднимая глаз - боялась, что губы задрожат, и не хотела, чтобы Арвид это увидел.
* * *
Приехал Олег. Нисколько не удивился тому, что Ксюша дома, лишь по-мальчишечьи обрадовался и пришел в восторг от накрытого ею стола.
За неторопливым, долгим обедом братья шутили, хохотали от души, и Ксене не надо было претворяться - она тоже искренне смеялась их шуткам. Она даже подумала, что, может быть и вправду, ничего страшного не происходит, и чего это она всполошилась - у Олега
А примерно через час, после того, как Олег снова уехал в свой клуб, зазвонил телефон. Ксения остановилась в дверях комнаты, вопросительно посмотрела на Арвида. Он указал глазами на аппарат, встал рядом.
Несколько секунд она молча слушала, потом взгляд ее метнулся к Арвиду, она испуганно переспросила:
– Что?.. Вы перепутали номер?..
Арвид нажал клавишу, и на всю комнату зазвучал мужской голос:
– ...вот так и спроси его: "А как мы дальше жить будем, мой котик". Потом мне расскажешь, - и пошли короткие гудки.
Арвид высветил на маленьком табло цифры. Ксеня смотрела на него с тревожным ожиданием. Он забрал трубку из ее руки, положил на место. Она провела языком по пересохшим губам. Сморщилась болезненно:
– Какой противный голос!
– Угрозы - гадкая вещь. Ксюша, ну же...
– он двумя пальцами тронул ее за подбородок, заставил поднять голову. На ресницах ее дрожали слезинки. Скажи, кому ты больше веришь - этому противному голосу или мне?
– Не знаю... Ты не сказал мне правды... Господи, Арвид... это никакие не шавки! Это же нелюди! Я боюсь за вас...
– Ну...
– Арвид беспомощно развел руками, - тут никакие мои слова не помогут, да? Но попробуй понять, поверить - у меня, у Олега страха перед ними нет. Все это неприятно, но не более. Я уверен, мы с ними договоримся.
– Как?! Олег согласится?..
– Нет. Уверен, что нет. Они начали давить, а это плохо, для них. Олежка - упрямец. Он родился таким. Иногда ему от меня доставалось из-за этого. Но на самом деле, я им гордился - он не боялся настаивать на своем, и слово его было твердым.
– Тебе должно быть сейчас стыдно, - укоризненно сказала Ксеня. Арвиду удалось увести ее мысли в другое русло, и этим чуточку изменить ее состояние, но голос все еще вздрагивал.
– Ну да, стыдно, - согласился Арвид.
– Но, во-первых, я не был таким уж самодуром-деспотом, как ты, может быть, вообразила. А во-вторых, кто сказал, что твой дражайший супруг с готовностью принимал затрещины? Он тебе говорил, какая у него кличка была? Нет? Чума. "Да ну его, этого чумового..." Я удивляюсь, каким ты его сделала, так и хочется сказать ему: "Лапочка моя!" Но Чумой быть он не перестал, я уверен. И зря они пытаются давить на него, сопротивление от этого только возрастает. Причем, в геометрической прогрессии.
– Ох, Арвид, чтобы же вы завариваете тут?..
– Ксюшенька, не пугай ты себя, ничего особенного. Они трусливы. Когда нападают, за этим всегда страх. Оттого Моська и лает так громко, и на слона кидается. Ты в нас верь, мы с Олежкой закаленные. Уж с этим детским садом как-нибудь разберемся. Неужели они будут диктовать, что нам делать. Мы им ни малейшего шанса для этого не дадим. Единственное наше уязвимое место - ты. Из-за тебя и Олег, и я можем согласиться на что угодно. Теперь тебе, действительно, надо ехать.