Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
Шрифт:
У недостроенного ДОТа № 27, прикрытого от нескромных зарубежных взоров дощатым забором, осталась грохотать заброшенными в нее камнями бетономешалка — чтобы «соседи» за рекой не беспокоились о том, что глупые «Иваны» что-то поняли…
…Поле, усеянное солдатскими телами с черными петлицами на выгоревших гимнастерках второго срока… Они не бежали — они отважно шли на врага в безнадежную атаку, сжимая мозолистыми руками лопаты, топоры и ломы…
22
Аэродром Высокое. 74-й ШАП
— Черт, черт, черт… — комполка Васильев метался по старту как тигр в клетке. — Уходит время, уходит… Прямо сквозь пальцы сыплется… Черт!
Майор резко дернулся к столику с полевым телефоном:
— Связь! Есть связь с Кобрином?
Начальник узла связи устало доложил, ответив на регулярно, через минутный интервал задаваемый один и тот же надоевший ему вопрос:
— Никак нет, товарищ майор… связи нет.
И про себя добавил в сердцах: «Подумаешь. Связи у него нет… и что? Третьего дня ее тоже ведь не было. Чего это наш Батька тогда сегодня дурит? Учения какие-то ночные задумал… делать ему по ночам, видно, совсем нечего… Жениться ему надо, вот чего, и срочно! Вот что! Скажу-ка я об этом жене, пусть его немедленно познакомит со своей подругой…».
Васильев, перестав бегать, внезапно, как вкопанный, останавливается:
— Так, принимаю командирское решение: если этот гребаный начштаба через полчаса не отзвонится, мы взлетаем все равно, полетим на шарапа…
— Товарищ майор! Есть связь! Вас! Комдив! Срочно! — почти закричал начальник узла связи. Радостно закричал — как мало надо человеку для счастья.
— Так точно, понял вас, товарищ командир, — Васильев, внимательно слушая невидимого собеседника, отогнул вверх ухо летного шлема. — Есть… Есть госграницу не перелетать!
Потом яростно швырнул на жалобно звякнувший аппарат ни в чем не повинную трубку, в сердцах хлопнул летными перчатками по поле своего кожаного пальто-реглана:
— Ну надо же! А?! Какая неожиданность! Нам приказано срочно перебазироваться на «сорок пятую», в Кобрин! Ожидается немецкая провокация. Скажите на милость? Ну кто бы мог это заранее предугадать! В рот и в жопу этих штабных сук!
Командир полка, высказывая громко, вслух это свое совершенно справедливое мнение (стукачей в этом полку не было!), при этих словах в два своих львиных прыжка уже очутился у раскладного деревянного столика и даже успел схватить с него сигнальный пистолет.
И тут же ввысь взмывает красная ракета…
Аэродром немедленно наполняется гулом запускаемых моторов…
В розовом свете занимающейся зари на летном поле выстроен поэскадрильно весь полк — впереди «Чайки», за ними более старые И-15Бис…
Все шестьдесят боевых машин.
Машина комполка — с красной надписью на борту «За ВКП(б)!» — стоит во главе первого звена… и вот она… начинает разбег — медленно, быстрее, быстрее… Взлет!
И тут же юркий истребитель-биплан уходит на крутой боевой вираж — для построения в круг…
Вслед за ним первое звено первой эскадрильи полка
22 июня 1941 года. 03 часа 38 минут.
Железнодорожный мост правее Крепости
В светлеющем небе гаснут последние звезды, а по дощатому настилу меж двух пар рельсов — снаружи широкая русская колея, внутри — узкая немецкая — топают подкованные сапоги с низко обрезанными голенищами…
— Эй, русски! Давай погранкомиссар! Конвенций о шелезнодорожний сообщений! Бистро-бистро! Шнеллер!
Пограничник на посту у нашего берега реки широко и ласково, даже нежно им улыбается и предельно вежливо отвечает:
— Погранкомиссара вам?! А лично товарищ Берия вам часом не нужен? Так Приемная Лаврентия Павловича работает с девяти утра! Причем личный прием Наркомом производится только по рабочим дням! А нынче выходной. Так что… пошли отсюда на хуй, уебки!
Затем добрая улыбка мгновенно стирается с лица пограничника, и он, строго по уставу, но очень, очень быстро командует:
— Стойстрелятьбудуложисьстреляю!!!
И стреляет — метко, точно в середину мишени поганого мышиного цвета.
Потом пограничник скатывается под откос насыпи — потому что над его головой звенят пули, а на мост накатывается плещущая огнем бронированная, серая туша «панцерцуга»…
И как только первые колеса броневагона пересекают незримую линию посреди реки…
Мгновенный всплеск красного, и коробчатые фермы, застонав, качнулись и рухнули в окрасившиеся оранжевым воды Буга…
На миг мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле: «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!».
И уже смешно и нелепо выглядит прикрепленная к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин — Москау»… Летящая вместе с ним вниз, вниз…
Докатывается могучий рык взрыва… А потом — слышатся другие тяжкие удары — и рушатся в Буг мосты у Мотыкал, у Коденя, у Семятиче, Домачево и Влодавы…
Добро пожаловать в ад…
…Подло, предательски убитые пограничники во главе с погранкомиссаром… Немецкий бронепоезд торжествующе пересекает Буг…
И тут же его в упор расстреливает пушечный ДОТ «Светлана» из 11-го ОПАБ 62-го УРа…
Есть там у них один такой наводчик — красноармеец Хазамбеков, ворошиловский стрелок…
На миг мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле — «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!».
И уже смешно и нелепо выглядит прикрепленная к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин — Москау», облизываемая языками горящей солярки… Нет, ни за что ему не доехать до Москвы. Судьба у него, фашиста, такая.
Добро пожаловать в ад…