Утопия-авеню
Шрифт:
– Ну, до визга нам пока далеко, – говорит Эльф. – Вот как выступим на «Вершине популярности», тогда все может быть. Aкустика вообще зависит от зала, микрофонов, усилителей. Мы привезли с собой «фарфису». У меня есть еще «хаммонд», но он весит тонну, не меньше. Но у обоих звук мощный.
– А на сцену выходить не боязно? – Ширли надевает сыну слюнявчик. – И выступать перед толпой?
– Поначалу да, – отвечает Эльф. – Но тут уж либо привыкаешь, либо это не твое. Ой, спасибо, куда мне столько?!
– Ну,
Все хором повторяют «Аминь» и приступают к еде.
«Еда, как музыка, объединяет», – думает Дин.
– Пирог превосходный, – говорит Джаспер, будто оценивает сольное исполнение.
– Ой, он и комплименты умеет! – умиляется тетя Мардж.
– Вот этого он как раз и не умеет, – поправляет ее Дин. – Он всегда говорит то, что думает.
– Мой нос – это рот, – заявляет Уэйн, засовывая кусочек морковки в ноздрю.
– Фу, гадость какая! – охает Ширли. – Вытащи немедленно!
– А за столом нельзя в носу ковырять, – говорит Уэйн.
– Рэй, скажи ему!
– Тебе что мама велела? – с притворной строгостью спрашивает Рэй, еле удерживаясь от смеха.
Уэйн засовывает палец в ноздрю:
– Ой, она там застряла…
Это больше не смешно.
Тут Уэйн чихает, и кусочек моркови вылетает из ноздри прямо в тарелку Дина.
Смеются все, даже Ширли.
– А расскажите, как Дин в детстве проказничал, – просит Эльф.
– Ну, тут пары часов не хватит, – говорит Билл.
– Тут пары недель не хватит, – поправляет его Рэй.
– Все врут, – говорит Дин.
– Ага, – фыркает Рэй. – Зато ты у нас теперь бунтарь. А я вот – примерный семьянин.
«Ну да, потому что ненароком Ширли обрюхатил…»
Дин поднимает с пола оброненную Уэйном ложку.
– Дин очень переживал, когда его мама умерла, – говорит бабуля Мосс. – Ну, всем тяжело было. Отец Динов…
Билл ловит взгляд Дина и подхватывает:
– Он тогда совсем расклеился.
– Да-да, – продолжает бабуля Мосс. – Рэй был в училище, в Дагенеме, а Дин остался с отцом, на Пикок-стрит, но у них не заладилось. В общем, как Дин поступил в художественный колледж в Эббсфлите, так и переехал к нам с Биллом. Три года жил у нас. Мы им очень гордились.
– Вот только вместо того, чтобы стать новым Пикассо, – говорит Рэй, – он решил заделаться гениальным гитаристом. Но мы его все равно любим.
– Гениальный гитарист вон он, сидит. – Дин тычет пальцем в Джаспера. – Рэй, ты же был в «Марки».
– Я хорошо играю лишь потому, что все время учился, вместо того чтобы жить, – говорит Джаспер. – Но другим рекомендовать этого не стану.
– Чтобы чего-нибудь достичь, надо трудиться не покладая рук, –
– А Дин очень хорошо рисовал, – говорит тетя Мардж. – Вот его художество, над радиолой. – Все смотрят на картину: пристань в Уитстабле. – Но его всегда тянуло к музыке. Сидел у себя в спальне, упражнялся, пока все до последней нотки точно не сыграет.
– Он и сейчас такой, – говорит Джаспер, накалывая вилкой стручок фасоли. – Обычный басист играет просто, умпа-умпа, умпа-умпа, как на тубе. А у Дина такие плавные переборы… – он откладывает вилку, чтобы удобнее было показывать, – бам-бам-би-дамби-дамби, бам-бам-би-дамби-дам. На басу играет, будто на ритм-гитаре. Замечательно! – Джаспер жует стручок.
Дин смущается, слыша похвалу.
– А вот, видите? – Бабуля Мосс показывает на медную табличку в рамочке и декламирует выгравированные на табличке слова: – «„Могильщики“. Лучшая группа Грейвзенда, 1964 г.». Это Динова группа была. Мы вам потом альбомы с фотокарточками покажем.
Эльф жадно потирает руки:
– Ах, альбомы с фотокарточками!
По улице грохочет мотоцикл. В буфете звенят чашки.
– Джек Костелло снова за свое, – ворчит тетя Мардж. – Сажает Винни, сынишку своего, в мотоциклетную коляску и гоняет по городу как ненормальный. Ой, Джаспер, а можно я спрошу, только ты не обижайся… Вот ты так красиво говоришь, прям как диктор на Би-би-си. Ты, наверное, из обеспеченной семьи, да?
– До шести лет я жил с тетей, в Лайм-Риджисе. Она держала пансион, но с деньгами всегда было туго. А потом меня отправили учиться в частную школу, в Или. Там я и обзавелся благородным выговором. К сожалению, благородный выговор – это не деньги в банке.
– А как же тетя оплачивала твое обучение? – спрашивает Билл.
– Его оплатили мои голландские родственники. У меня отец – голландец.
Тетя Мардж поправляет вставную челюсть.
– Значит, они как раз и богатые, да?
– Может, не будем устраивать ему допрос с пристрастием? – говорит Дин.
– Так он ведь не возражает. Правда, Джаспер?
Джаспер не возражает.
– Я бы назвал зеландских де Зутов людьми состоятельными, но не богатыми.
– А разве состоятельный и богатый – не одно и то же? – спрашивает Ширли.
– Состоятельный человек точно знает, сколько у него денег. А у богатого их так много, что он об этом даже не задумывается.
– А как же твоя мама? – спрашивает тетя Мардж.
– Она умерла родами.
Женщины сочувственно переглядываются.
– Ох, бедненький, – вздыхает тетя Мардж. – Вот Рэй с Дином свою маму все-таки помнят… А тебе тяжело, наверное. Дин, что ж ты не сказал…
– Я же попросил не устраивать допрос с пристрастием.
Кукушка в настенных часах кукует семь раз.