Утопия
Шрифт:
Перескакивая с дорожки на дорожку, она добралась до скоростной полосы и там села, обхватив колени руками. Скоростная полоса охватывала район кольцом; когда-то именно Юлька уговорила мать поселиться именно здесь — в других районах устаревшие эскалаторы давно демонтировали, построили платформы земля — воздух и прочие скучные прибамбасы, а скоро, говорят, устроят и порталы…
Юлька зажмурилась. Портал — это же издевательство над самой идеей путешествия. Шагнул — и дорога закончилась… Значит, ни движения, ни ветра, вообще ничего…
Вокруг
— Да? Я слушаю?
— Дед, — сказала Юлька. — Привет.
— Привет, — сказал Алекс. — Давно не звонила.
— Ты слышал новость?
— Да.
— Кто тебе сказал?!
— Пандем. Я в беседке.
— В беседке?! Дед, скажи ему, что я не пойду. И никаких ему экзаменов сдавать не буду.
— Значит, тебе сказала мать, — в голосе деда Юльке послышалось странное удовольствие.
— Да, кто же еще?
— Значит, твоя мать наконец-то вспомнила, что это она тебя родила, а не Пандем…
— Ну и что?
— Это для тебя «ну и что», а для некоторых — очень важно… Ты где?
— Еду.
— Куда?
— А никуда, просто так… Может быть, к тебе.
— Приезжай, — легко согласился дед. — У меня большая удобная беседка.
— Что?!
— …Вот и побеседуем втроем. Ты, я и Пан.
— Я же сказала, что не пойду ни в какую… Дед, я на тебя надеялась! Ты, это ты… Я думала, ты!..
— Прекрати истерику, — жестко сказал Алекс. — Если ты вырастешь такой же безвольной неврастеничкой, как твой отец, я буду считать себя вдвойне виноватым…
Дед осекся. Кажется, Пандем что-то ему сказал. Наверное, чтобы не говорил Юльке, что у нее плохой отец…
Она оборвала связь, не прощаясь. Лента едва ощутимо подрагивала; Юлька заглянула за прозрачный щиток, прикрывающий пассажиров от ветра. Антеннки на ее висках взлетели, подхваченные потоком, стало даже немножко больно…
— Алло, папа?
— Юлечка? Привет, я…
— Пока, пап. Со мной все в порядке.
Отбой. Блокировка вызовов.
Время шло. Пассажиров стало меньше; море огней справа и слева то выплывало из-за крон, то снова пряталось. Лента с сидящей Юлькой описывала уже десятый круг; ее обида и злость догорали, сменяясь пустотой и усталостью. И где-то там, глубоко в душе, лежала удобная мысль, до которой еще надо было докопаться. На которую предстояло решиться, и Юлька уже знала, что подумает это, но все ждала и оттягивала. Лента — как вечный двигатель, Юльку никто не торопит, она может сидеть так годы и годы, всю жизнь…
Она, оказывается, хотела вернуться к Пандему. Все эти тяжелые, нервные, несчастливые месяцы, когда приходилось смеяться напоказ… Она хотела и не могла, потому что это была бы слабость уже не только в собственных глазах — в глазах новообретенных приятелей.
А теперь она может. Ее грубо принудили. Она станет говорить, что взбредет в голову, —
Растянувшись на ленте и закинув руки за голову, Юлька подумала, что это похоже на конец дурацкого сна. Ей когда-то снились такие… Пандем объяснил потом, как к ним надо относиться… Пандем…
И она уснула. Наверное, это было лучшее, что она смогла бы сейчас сделать.
Джил была сотрудницей бородатого Никаса. Ким отлично запомнил ее еще и потому, что при темной, почти черной коже у нее были белые прямые волосы, молочные брови и густые, будто покрытые инеем ресницы. Когда она сказала: «Это Джил Дор из института Отиса», Ким сразу воссоздал ее портрет. Экзотичный образ Джил все еще стоял перед его глазами, когда она сказала:
— Никас Отис умер.
Ким молчал.
— Он покончил с собой, — сказала Джил. — Вы же знаете, он беспандемный. Был.
Ким молчал.
— Я сообщаю вам потому, — сказала Джил, — что за день до того… еще вчера… он собирался с вами связаться. Именно с вами. Он что-то хотел вам сказать.
ГЛАВА 26
Он почему-то думал, что между окончательным формированием экспедиции и стартом должно пройти хотя бы полгода. Он полагал, что люди, отправляющиеся в космос навсегда, должны получить что-то вроде последнего отпуска. Побыть с родными хоть месяц. Увидеть горы, море, вернуться на родину — пусть на несколько дней.
Инструктаж, подготовка… Какой, к черту, инструктаж, Пандем инструктирует их ежесекундно. А подготовкой была вся их предыдущая жизнь — Виталька прав. Они совершенно готовы. Они не нуждаются в отпуске; у них гора работы. Киму знакомо это чувство — когда чешутся руки, надо успеть то и это, кажется, что времени впереди совсем мало… Каких-то двести или триста лет…
А что до прощаний с семьями — ни у кого из них нет мужей и жен вне экспедиции. Никто из них не успел обзавестись детьми. Родители, бабушки и дедушки, братья и сестры придут, конечно, к старту, и устроены будут веселые похороны… то есть проводы…
Ким почему-то думал, что у него есть время до Виталькиного отлета. Оказалось, уже нет. Экспедиция отбывает на орбиту, на предстартовую позицию — сегодня их последний вечер на Земле…
Поэтому сегодня он увидит Арину.
Он, конечно, не ждал, что команда в сверкающих комбинезонах с нашивками выстроится на помосте, давая возможность благодарному человечеству ощутить комок гордости у горла. Он не ждал ни шествий, ни речей, ни хороводов; он не ждал и того, что все они встретятся в беседке. Огромной беседке, способной вместить сто шестнадцать человек экипажа вкупе с ближайшими родственниками и совсем немногочисленными друзьями…