Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном
Шрифт:
1:272. Ты — всегда в этом.
1:293—294. Свет внутри черного как смоль одеяния.
1:295. Бахауддин подчеркивает, как важно иметь своего Иосифа, Шамса или кого-то, кто откроет священную тайну жизни, встреч и расставаний с великой любовью. Погруженный в непрестанные наблюдения, Бахауддин явно подходит к порогу нового разочарования. Первая книга стихов Гари Снайдера (Gary Snyder) «Каменная наброска» (Riprap) написана им в то время, когда он работал в, Сиерре, прокладывая тропы высоко в горах и укрепляя откосы сетками с камнями. Единственный способ читать «Маариф» — это следить, как внимание Бахауддина перемещается от людей к идеям, потом к стихам Корана и ситуациям, в которых он оказывается, — он словно устанавливает очередную сетку с каменной
1:316—318. О половой потенции Мухаммада в исламе говорят мало, если не замалчивают совсем. Здесь наблюдается явная калька с христианства. На Западе об этом известно мало. У Мухаммада было несколько жен, и говорят, что он каждый день навещал одну из них. Хадис об этом есть в «Сахихе» Бухари, 1 том (5:268). «Передал Катада, что Анас бин Малик сказал: «Пророк обычно навещал своих жен по очереди, днем либо ночью». Я спросил Анаса: «У Пророка была крепость для этого?» Анас ответил: «Мы обычно говорили, что Пророку была дана крепость тридцати мужчин». О подробностях этой части бараки Мухаммада ведется немало споров. В каждой религии существуют фундаменталистские элементы подавления половой сферы. Безусловно, они есть и у мусульман.
Мы на Западе обычно слепы к тому, что Мухаммад и ислам прославляли энергию любви к женщине и удовольствие от секса. Другие свойства ислама, которые выпали из нашего поля зрения, — это значимость умиротворенности и дружбы, важность и ценность простого труда, ремесла, воспитанности, верности своим повседневным занятиям.
Я также ощущаю в исламе особый вкус почитания женщины, весьма неожиданный для нас. Разумеется, эта тема — как осиное гнездо. Пожалуй, довольно и хадиса о половых отношениях Мухаммада — я не специалист и не эксперт и не могу говорить об этом более подробно. Данная тема освещается в некоторых современных публикациях, особенно тех, где женщины-суфии пишут о женщинах и о суфизме. Мне не довелось их прочитать, и я оставляю эту страницу наших «белых пятен» недописанной, взываю о помощи и отступаюсь.
«Гастон!..» Меня достаточно серьезно упреждали не касаться в «Комментариях» вышеприведенной темы, но я тем не менее продолжу. Не знаю, верно ли утверждение о недюжинной половой потенции Мухаммада и мужчин его рода. Но мне приятно, что Бахауддин упоминает об этом как о данности. Его откровенный разговор о желании очищает и живит. Он ощущает поток присутствия Бога как в этом, так и в мягком добром юморе, смирении, подчинении, страхе, дерзости, скуке, отвращении — в любом состоянии, даже в болезни. Как говорится в зикре: «Нет ничего, кроме Бога. Только Он». Любое благо и любое несчастье происходят в присутствии. Само бытие есть Аллах. Все свято. Это великое и всеохватывающее восприятие жизни принесли суфии: когда в каждом вдохе и выдохе, каждое мгновение мы пребываем в несказанном таинстве. Американская культура, на которой я вырос, Чаттануга, Теннеси, 1940—50 годы, почти или вовсе не знала о великих достижениях исламской цивилизации. Я получил основательное литературное образование, степень по английской филологии в Беркли и Чапель-Хилл, но до тридцати девяти лет я никогда не слышал даже имени Руми.
Сейчас мне понятно, что народы, говорящие на фарси, породили величайших на планете поэтов-мистиков: Руми, Хафиза, Аттара, Санаи (признаюсь, что с Саади я все еще знаком лишь отчасти). Трудно отыскать что- либо подобное тому культурному взрыву, который произошел в этой части света
Над Салманом Рушди по-прежнему висит угроза казни за роман, который он написал. Трудно себе представить, что сделала фатвас его жизнью. Даже небольшое сближение веры и сексуальности легко оскорбляет чувства людей. На эту тему совершенно невозможно что-либо сказать без того, чтобы куча преданных крепких парней не восприняла ваши слова как принижение образа Божьего. Любое обращение к этой теме провокативно. Кто-то даже скажет — оскорбительно. Осознавая всю глупость того, что я делаю, все же продолжу. Ведь писатель — раб своих сумасбродных писаний. Крупнейший изъян христианства как религиозной структуры — почти полное исключение сферы половых отношений из того, что говорил или делал Иисус. У нас нет сведений о его жизни с двенадцати до двадцати девяти лет — обычный период тестостерональной активности нормальной мужской особи. Вместо этого нас из века в век окормляют лицемерными идеалами воздержания, выдумками священников о ценности подавления своих чувств и поощряют бессознательно проецировать собственные комплексы сексуальной вины на других людей.
Я не собираюсь задевать кого-то лично или чьи- то чувства священного. Пожалуйста, простите меня, если это произошло или вам кажется, что я близок к этому. В последнее время я все чаще натыкаюсь на странные реакции в Сети. Например, члены общины геев набросились на меня за «самонадеянное» заявление, будто Руми и Шамс не любили друг друга в смысле гомосексуального партнерства, то есть не занимались оральным и анальным совокуплением. Я не собираюсь продолжать здесь этот спор. Возможно, мне просто нужно признать свою предвзятость. Я не бисексуал. И я не горжусь этим и не стыжусь этого. Так уж сложилась моя жизнь. Можете как угодно критиковать мою гетероориентацию как что-то пикантное.
Конечно, я не могу точно сказать, чем именно занимались или не занимались Руми и Шамс, но я не чувствую себя «эротофобом» , когда заявляю, что дружба между ними — вне характеристик времени и грубо осязаемой реальности, вне отношений учителя и ученика, любящего и возлюбленного, вне желания. Они встретились в сердце. Они стали самой Дружбой, или любовью, и отсюда вырастает поэзия Руми. Так я ее слышу. Подобное заявление я делаю, основываясь и на собственном опыте встречи с тем, кто обладал таким же уровнем просветленности, — Бава Мухайяддином.
Я не могу ни доказать, что его состояние было именно таким, ни даже рассказать об этом. Он как- то спросил: «Ты встречаешь меня внутренне или внешне?» С чисто английской уклончивостью я ответил: «Разве это всегда не идет рука об руку?» Я должен был поклониться и сказать: «Внутренне». Человеческое сердце неприступно и отличается жизнестойкостью, но его утомляют споры об именах и формах божества. Я бы предпочел сидеть с друзьями, беседовать и петь. Представьте себе за одним столом Франциска, Рабийю, Бахауддина, Хакима, Бодхидхарму, Иисуса, Августина, Мира- баи, Игджаргаджуна, Джалалуддина и одну странную птицу из Тебриза.
1:316—318. Моджаме'т — персидское слово для половых отношений и потенции. Я задумался, нет ли здесь связи с термином моджо в блюзе и джазе, означающим соль музыкальной пьесы, ее жизненную силу и созидательное ядро. Но словари выводят моджо из гуллаха, наречия, на котором говорили на прибрежных островах Южной Каролины. Оно распространилось по Югу в 1840-е годы и, возможно, происходит от восточноафриканского названия шамана. При более глубоком исследовании персидский и африканский истоки, конечно, могут сойтись к одному корню.