Утопленник
Шрифт:
«Альберт?»
Потап отмахнулся от этой мысли, не хотел принимать, что Алик причастен к стрельбе в баре, к смерти Риммы — да нет, этого быть не может! — и ближайшему будущему, которое принесёт семье Потапа, мягко сказать, изменение жизни в нежелательную сторону. Под горячими струями Потап смыл с тела пену для душа, повернул крестообразный кран. Постоял в тишине, наклонив голову: капли с волос срывались и падали в уходящую воду под ногами. Так верит он Альберту или нет?
Но что-то происходит слишком поганое. И необратимое.
Потап вздрогнул. Наспех вытерся полотенцем, накинул брюки и поспешил наверх к жене. Глаза его застыли, когда он открыл дверь спальни. Под приглушённым светом абажура, Анжела
— Сколько ты выпила? — тихо спросил Потап. Закрыл дверь. — Ты же… никогда не пила больше бокала. Редко два, и то второй не допивала до половины. — Он повёл глазами по комнате: на кофейном столике томик Чейза, бюро закрыто, наверху две старинные статуэтки — балерины, внизу чернильница с золотыми перьями. Раскрытые ноты — Анжела пробовала сочинять музыку и довольно успешно. На комоде лампа, бронзовый лев и два пса, неизвестно из какого материала, но очень задорого приобретённые на аукционе. Лица красивых и богатых дам с картин на стенах спокойно, даже устало отвечали равнодушными взглядами. «Лесбиянки, что ли?» — Потап усмехнулся. Собственно, что он ищет? Орудия преступления? Может, она пила внизу на кухне или в гостиной, холле? Хотя нет, не будет Анжела пьянствовать на глазах дочек. Потап подошёл к жене и попробовал вытащить её ладонь из промежности. Но ничего у него не получилось.
— Ты что, якорь туда закинула? — прошептал Потап.
Анжела томно вздохнула, издала звук сладострастия, колени подогнулись выше, она сама вытащила ладонь, и пальцы медленно стали водить по розовому разрезу между ляжек. Она издала несколько слабых стонов и замерла. Потап в упор рассматривал лицо жены: пухленькие губки в сиреневой блестящей помаде, узкие ноздри маленького аккуратного носика, розовый язычок между великолепных белых зубов. Его глаза опустились — ореол соска выбивался из-под лямки ночной рубашки. Потап почувствовал невероятное возбуждение и влечение к своей жене. Он поцеловал её в нижнюю губу. Но Анжела неожиданно выдохнула, и Потап, наморщив нос, отвернул лицо, не в состоянии выдержать ураганного перегара. И всё-таки он перевернул жену на живот, подогнул её колени, стараясь придать форму лягушки и приподнять, собрался заняться с ней сексом.
— Дьявол, она даже не будет завтра помнить. Пьяная овечка.
Потап передумал, сел на край кровати, ладонью провёл по простыне, пальцы нырнули под подушку и натолкнулись на что-то твёрдое. Это ещё что? Потап приподнял край: пустая бутылка из-под водки и, параллельно прикасаясь, лежал толстенный фаллос из секс-шопа.
Потап встал с кровати, накинул на плечи халат и минут пять не мог оторваться от жены, не понимая, что с ней происходит, безмерно удивляясь прямо каким-то экспоненциальным изменениям Анжелики.
Сколько он её знает, водку Анжела выпила впервые только два дня назад, и только рюмочку. Её всегда воротило от запаха спирта. А эта чёртова игрушка — Потап с отвращением взглянул на длинный секс-имитатор — это что-то из другого мира. Это не может быть мыслимо рядом, ни на микрометр с образом Анжелы. Иначе — он совершенно не знает собственную жену. Да, но он часто — постоянно — любовался из офиса своей женой через секретные видеокамеры. Слышал, о чём и с кем она разговаривает. Она не знает, что он за ней следит. Находясь наедине с собой, люди часто становятся не теми, кем выглядят в обществе. Но Анжела — Потап не мог налюбоваться ею, как она была прекрасна, даже если оставалась одна. Он ни разу не видел, чтобы
Но тогда — что сейчас перед его взором?
Потап свёл брови к переносице, глубоко вдохнул, подумал, что водкой, возможно, напилась из-за похорон бабки, переживала. Да ещё гроб опрокинули. А ещё, наверное, как-то узнала, что погибла Римма. Но другое, возле пустой бутылки?.. Это… Потап почувствовал приступ ревности, пожал плечами. Он ещё раз с грустью и сожалением — как жаль, что Анжелика не принадлежала ему изначально — осмотрел комнату. Взгляд остановился на шикарном букете возле панорамных раздвижных дверей на балкон. Потап подошёл к цветам, задумчиво погладил небритый подбородок. Действительно, букет слишком хорош. Очень красив. Анжела под него выделила другую вазу, более широкую. Потап вернулся к жене, поцеловал в лоб и направился к двери, чтобы зайти к Диане и Максим.
Он уже закрывал дверь и застыл, остановив задумчивые глаза на высоком потолке холла. Букет тёмно-красных роз, словно шапка ядерного гриба, а по центру на высоко поднятых стеблях, будто исходивший треножник к небу, тянулись три громадные белые лилии по краям окаймлённые, похожими на кровь, капельками. Потап жевал губы, старался припомнить, откуда это, слишком ему напомнившее — но что? Он никак не мог вспомнить, силясь узнать то, что было так очевидно, с чем жил последние лет десять. Ступня ступила на мягкую дорожку, за спиной щёлкнул замок двери и словно выстрел озарил его память. Глаза расширялись, расплывчатый атлант в дальней стороне этажа вибрировал как в мираже. Потап в ошеломлении осторожными шагами вернулся к букету и несколько минут мрачно внимательно рассматривал.
— Римма, теперь моя жена будет предпочитать такой букет? — шёпотом спросил Потап. Он перевёл взгляд на спящую Анжелу. — Откуда ты его принесла? Кто-то подарил? — Потап понимал, что этот букет — неслучайность. Кто-то вторгался…
Но ведь что-то не вспомнил ещё.
Почему-то сейчас Потап вспомнил Даниила и задался вопросом, что Данила лучший друг с детства и, казалось, он знает о нём всё, но где и чем занимался друг после армии семь лет, пока они вновь не встретились. Потап не мог вспомнить. И не мог вспомнить, как нашли этот дом.
В комнате Макс долго задерживаться Потап не собирался. Последние два года он почти к ней не входил: она уже стала слишком взрослой. Хоть Максим была ему неродной, он очень привык к ней и по-своему любил, иногда были приливы любви, как к родной дочери. Он так же, как и Диану баловал её, никогда ни в чём не отказывал. У неё было всё самое дорогое и лучшее. Когда уезжал в длительные поездки по делам, Потап так же скучал по Максим, как и по Анжеле с Дианой.
В комнате Максим утвердился очень приятный запах, даже необычайно приятный, дух которого Потап раньше не знал. Он почувствовал, что его сознание странно поплыло. Порочность… Да, именно порочность окружала его. Потап вспомнил про Жизу: его байк так и стоял возле ступеней. Он хотел мысленно себя спросить: интересно, Жека нашёлся?.. Но мысль застыла, оборвалась, и Потап вспомнил последний ужин, когда Максим положила ему ладонь на молнию брюк и надавила. Потап бросил стыдливый взгляд на спящую Максим и понял, что зря зашёл и зря посмотрел. Одеяло сбилось в кучу к стене. Макс лежала на животе, подмяв ладони под открытые груди. Спина свободная от бюстгальтера грациозно выгибалась, полоска бикини глубоко вдавилась между ягодиц, а внизу сбилась в сторону. И Потап увидел то, чего ему не должно видеть. Лицо вспыхнуло краской стыда. Он хотел отвести глаза и быстрее выйти из комнаты, но словно оцепенел — руки и ноги не слушались. Он и от мыслей хотел отказаться, которые начались со слов: у Максим безупречная фигура, как и у матери… И понеслось такое!