Утопленник
Шрифт:
4
Богдан открыл глаза и поморщился от лёгкой боли. На белой стене висела цветная иллюстрация. В воздухе витал запах детского супа, напоминавший, какой когда-то готовила мама. Тёплый ветер ударил по рамам полуоткрытого окна, дохнуло свежестью, с которой влетела злобно жужжащая оса. Чёрно-жёлтое крылатое насекомое несколько раз прокружило над лицом Богдана, резко ушло в сторону и куда-то сгинуло. Палату наполнила тишина, изредка прерываемая щебетом птички из густой листвы деревьев. В дверь вошла молоденькая медсестра, на густых волосах — небольшая белая шапочка в виде полумесяца, скорее всего, предназначена для красоты, в ладони — шприц иглой кверху. Она улыбнулась, подошла вплотную к кровати, колыхнув от себя благоухание французских духов. Богдан неотрывно смотрел на улыбающиеся синие глаза и пока их хозяйка нагнулась, чтобы сделать укол, мужская ладонь высунулась из-под края одеяла и коснулась пальцами женской коленки. Медсестра прикусила нижнюю губу,
Удар коленок был настолько мощным, что Богдану показалось — кисть руки раздавил пресс для расплющивания танков. Он едва не закричал от мучимой боли, в глазах потемнело. А когда зрение вернулось — медсестра, слабо виляя бёдрами и цокая каблуками, подходила к самой двери. Богдан приподнялся на кровати, боль прострелила плечо. Он опустил глаза, увидел на бинтах застарелое неровно расплывшееся кровавое пятно, потом рассмотрел ладонь, думая, что сейчас увидит кровавое сплющивание в толщину тетрадного листа. Но ладонь оказалась как ладонь. Но ведь она же ударила коленками? Ударила? Отчего он чуть не взвыл! Он ещё раз хотел рассмотреть медсестру — на вид вроде милую, но… Она словно прочла его мысли, замерла и обернулась, продемонстрировав доброжелательную улыбку. И Богдан подумал, что несколько секунд назад из-за психологического надрыва после Алисы и собственного утопления поймал галлюцинацию в виде боли — никто не давил ему ладонь. Медсестра ещё раз улыбнулась и повернулась к двери, её ладонь потянулась к ручке и — застыла. Она поворачивалась очень медленно. Кровавые и жёлтые гнойные пятна на белом коротком халате растекались прямо на глазах, лицо становилось синюшным, с треском появлялись изломанные глубокие морщины. Ещё мгновение и на Богдана смотрело лицо Дианы — младшей дочери Потапа. Вместо глаз темнели дыры, наполненные кровью, струйки, будто вырвались из переполненного сосуда, быстро потекли по щекам. Диана жалобно протянула к нему руки и всхлипнула. Кожа на её лбу лопнула по центру, образовывалась дыра, как если бы выгорала изнутри, края обугливались. На черепе появилась выдолбленная цифра — два.
Богдан вздрогнул, часто заморгал, хлопнула дверь, видение исчезло вместе с медсестрой. Но запах палёной кожи ещё долго витал в палате. А ведь он уже позабыл! Когда в своём доме убирал мёртвую Алису из комнаты, он подошёл к стене, снял со спинки кровати верхнюю часть черепной коробки с задранным скальпом. Из-под волос, забрызганная кровью со смесью, наверное, мозгов, выглядывала — единица. Она будто выдолблена долотом в кости по центру надо лбом. Богдан долго стоял и рассматривал, не веря, что такое возможно. Он тщательно потёр пальцем и присмотрелся. Единица действительно вдавлена, чем-то когда-то вырезана. Но тогда на лбу под кожей, когда Алиса ещё жила, должна видна впалость. Тем не менее — не было. Ничего такого Богдан не узрел.
Лежать вовсе перехотелось, да и плечо не так сильно болит. Богдан сел на кровати, опустил ступни на прохладный пол. Он медленно осмотрел палату: на тумбочке возле окна лежал его мобильник, на двух стульях, приставленных к стене — вся его одежда. Богдан ещё раз взглянул на дверь, уже опасаясь медсестры, надеясь, что она больше не войдёт и её голова не начнёт извиваться какими-нибудь мерзопакостными змеями типа древнегреческой горгоны. Он потёр ладонью бинты на больном плече и призадумался. Когда после прыжка он скрылся под водой и собирался уже всплывать, кто-то оседлал его спину, жёсткий хват ладоней сжал плечи. Богдан даже увидел пальцы с отслоившимися чёрными ногтями. В первую секунду он подумал, что это водолаз. До дна оставалось метра два. И этот кто-то с невероятной быстротой и мощью насадил его на металлический штырь. Богдан выкручивался, старался сбросить невидимого чужака с себя, отдирал сине-багровые пальцы с примесью фиолетового со своих плеч, но когда обернулся, то никого не увидел. Ладони продолжали крепко держать, а за ними — никого. Через несколько секунд его ещё глубже насадили на штырь. А когда он ещё раз обернулся — к нему подплывал Потап. Потом друг снова всплыл и привёл с собой водолаза. Потом операция, реанимация. В общем, для Богдана, родившегося в рубашке, всё очень даже удачно обошлось: ни заражения, ни утопления, кости и плечевая артерия не пробиты.
— Что же всё-таки происходит? — прошептал Богдан. Несмотря на внешнее спокойствие, где-то глубоко засела тоскливая обречённость, скорбь, какая-то безрассудная загнанность. Будто их всех давно, очень давно — приговорили: кровавый ветер гулял в их пустынных душах, голодные гиены хохотали над их судьбами, бесовские силы извивались над их растерзанными телами. — За что?
— В эту палату обед ещё не развозили! — грохнул женский голос в коридоре.
Богдан вздрогнул и опасливо покосился глазами на дверь: ещё не хватало вновь встретиться с той медсестрой. Он поднялся с кровати и прошёл к тумбочке, где лежал
Богдан договорился с водителем, что через час подгонит «мерседес» к ступеням больницы, привезёт чистую одежду и снимет деньги с «секретной» карты. Все ценные личные вещи, кроме мобильника, забрал Потап. Богдан пошевелил плечом: очень больно, но он точно здесь не останется ни на одну лишнюю секунду. Он прошёл к кровати и сел, нервно завертел в руке «андроидом». Вчера, когда привезли из реанимации, Потап сел к нему на край кровати. С вымученным лицом он рассказал, почему там лазили водолазы. Кто-то видел, как ночью с тумбы и вышки кучка парней швыряли в воду металлические штыри. И если бы Богдан совсем немного повременил, то ничего бы не случилось.
«Кто-то спас меня, когда убил Алису, — подумал Богдан. — Что-то хотело меня уберечь, когда создало «дорогу дебилов», послало даму с болонкой и бармена с наколкой, и красоточку в расстёгнутых шортах с наклейкой флага Украины. Все они явно говорили: не спеши». Богдан почувствовал усталость, голова коснулась подушки, он не заметил, как уснул.
Его качнули за плечо. Он разлепил ресницы и чуть не слетел с кровати, когда увидел перед собой медсестру, прежде делавшую укол.
— К вам приехал мужчина, — сообщила она. — Я сказала, чтобы прошёл, он отказался. Но вам нельзя вниз.
— Спасибо. Я разберусь. — Богдан дождался, когда медсестра выйдет, взял мобильник, одежду и вышел из палаты.
Частная больница находилась на окраине города в подножии горы у самого моря. «Мерседес» мчался по дороге на север к городку «богатых», шины громко шуршали от скорости, в открытые окна врывался горячий воздух. Богдан пощёлкал по кнопкам магнитолы, в салон ворвался вопль: «Лет ми пат май лав инто ю, беби! Лет ми пат май лав он зе лайн!» Богдан поморщил лицо, хотел поменять станцию, поставить какое-нибудь классическое произведение, но вспомнил, что эту музыку слышал у Максим и оставил. Да и сам он в юношестве слушал эту композицию. У него было превосходное настроение, указательный палец надавил кнопку громкости, «мерседес» был готов под басом акустики расширяться и горизонтально, и вертикально как меха гармони, скакать как бешеный заяц. Ладони похлопали по рулю, Богдан — что нехарактерно для него — закричал слова песни в такт. Блеск от зеркала заднего обзора пробежался по глазам, Богдан поднял лицо. За ним мчался чёрный джип «лексус», частым морганием фар просил освободить путь. Богдан удивился: дорога свободная, легко можно объехать. Хотя поразился: какая же у джипа скорость, если на его спидометре сто восемьдесят?
— Взлететь собрался, — крикнул Богдан, — так перелетай!
Слева почти под углом девяносто градусов вклинивалась дорога с крутого спуска, откуда нёсся низкий грузовик. Длинные узкие металлические трубы свисали с кузова. По встречной дороге ехал старый небольшой автобус. Богдан даже не знал какой марки. Он видел такие в старых французских фильмах. Бежево-красного цвета какой-то кукольный, радиаторная решётка злобно скалила тонкие металлические зубы.
— Тебе туда ещё бы клоуна за руль, — произнёс Богдан. По центру под стеклом грубо прикреплена медная буква: то ли «А», то ли «Л». Сигнал «лексуса», казалось, проорал чуть ли не на крыше. Богдан метнул взгляд в зеркало заднего обзора, перевёл глаза на «французский» автобус, успел прочесть надпись: под заглавной буквой «А» написано «борт». Губы непроизвольно прошептали:
— Аборт.
Встречный автобус пролетел молнией, перед носом «мерседеса» со спуска выскочил грузовичок, тонкие трубы неумолимо приближались к лобовому стеклу, кто-то настойчиво постучался в дверь водителя. Богдан ударил ногой в педаль тормоза, глаза застыли в немом ужасе, мысль прошептала: «Это конец». «Мерседес» визжал шинами по горячему асфальту. Шея, затылок Богдана вдавились в подголовник, старались как можно дальше отстраниться. Создалось впечатление, что водитель грузовика понял, что может сейчас произойти, из выхлопной трубы повалил густой дым, на мгновение показалось — свисающие с кузова трубы начали медленно удаляться. От их концов до стекла оставались считаные сантиметры. Со всей мощи «лексус» влетел в задний бампер «мерседеса», грохнул звук разбивающегося стекла и фар, трубы пробили лобовое стекло, одна вошла в лоб Богдана, вышла из затылка.