Утраченные иллюзии
Шрифт:
– Дорогая, мне охотно оказали эту милость, тем более что у моего отца нет сыновей, а сам он до гроба останется верен короне; но ежели у меня будут сыновья, то старший, я решительно в том уверена, унаследует от деда титул, герб и звание пэра...
Г-жа де Пимантель с огорчением увидела, что ей не доведется возвести г-на де Пимантеля в пэры с помощью матери, честолюбие которой простиралось на детей, еще не родившихся.
– Префекторша в моих руках,- сказал Пти-Кло Куэнте, когда они вышли,- и я вам обещаю желанный для вас товарищеский договор... Через месяц я буду старшим помощником прокурора, а вы станете хозяином Сешара. Постарайтесь теперь же подыскать преемника для моей конторы; за какие-нибудь пять месяцев она стала первой в Ангулеме...
–
Теперь всякий может понять, в чем была причина успеха Люсьена на родине. По примеру французского короля, который не мстил за герцога Орлеанского, Луиза предпочла забыть обиды, нанесенные в Париже г-же де Баржетон. Она пожелала покровительствовать Люсьену, уничтожить его своим покровительством и потом просто-напросто избавиться от него. Будучи благодаря сплетням осведомлен обо всех парижских интригах, Пти-Кло правильно рассчитывал на живучую ненависть женщины к человеку, который не догадался полюбить ее, когда ей это было угодно.
На другой день после восторженной встречи, оправдавшей прошлое Луизы де Негрпелис, Пти-Кло, желая совершенно вскружить голову Люсьену и прибрать его к рукам, явился к г-же Сешар, сопутствуемый шестью молодыми людьми, бывшими товарищами Люсьена по ангулемскому коллежу.
От имени воспитанников коллежа депутация приглашала автора "Маргариток" и "Лучника Карла IX" присутствовать на торжественном обеде, который они давали в честь великого человека, вышедшего из их рядов.
– Неужто это твоя мысль, Пти-Кло?
– вскричал Люсьен.
– Твое возвращение на родину,- сказал Пти-Кло,- подстрекнуло наше самолюбие, затронуло в нас чувство чести, мы сложились и готовим тебе великолепный обед. Наш директор и преподаватели будут на обеде, а по ходу вещей, надо полагать, явятся и власть имущие.
– И когда же состоится этот торжественный обед?
– спросил Люсьен.
– В будущее воскресенье.
– Право, не могу,- отвечал поэт,- вот разве дней через десять... Тогда с охотою...
– Ну, что ж, будь по-твоему!-сказал Пти-Кло.- Итак, через десять дней.
Люсьен был обаятелен в общении с бывшими товарищами, которые, в свою очередь, выказывали ему восхищение, почти благоговейное. Чуть ли не полчаса разглагольствовал Люсьен, щеголяя остроумием, ибо чувствовал себя на пьедестале и желал оправдать мнение соотечественников; заложив пальцы в карманы жилета, он изъяснялся, как человек, взирающий на события с высоты, на которую его вознесли сограждане. Он был скромен, добродушен, настоящий гений в халате. То были жалобы атлета, утомленного парижскими состязаниями и притом разочарованного; он так горячо хвалил товарищей за их приверженность к родной провинции, что буквально всех очаровал. Затем, увлекши Пти-Кло в сторону, он пожелал узнать истину о положении дел Давида и попенял, что стряпчий допустил наложение ареста на имущество его зятя.
Люсьен вздумал перехитрить Пти-Кло. А Пти-Кло старался утвердить своего бывшего товарища в том мнении, что он-де, Пти-Кло, просто-напросто ничтожный провинциальный стряпчий, простодушный человек. Устройство современного общества, гораздо более сложного по своей организации, нежели древнее общество, привело к тому, что человеческие способности подразделились. Некогда люди выдающиеся должны были быть всесторонне образованными, но такие люди встречались редко и сияли подобно светочам среди народов древности. Позже, если способности и специализировались, все же отдельные, отличающие их качества относились ко всей совокупности поступков. Так, человек себе на уме, как прозвали Людовика XI, мог проявлять свою хитрость в любом случае; но ныне самое качество способностей подразделилось. Можно сказать: сколько профессии, столько и видов хитрости. Любой провинциальный стряпчий, любой крестьянин перехитрит в житейских делах самого хитроумного дипломата. Самый пронырливый журналист может оказаться простофилей в торговых делах, и Люсьен должен был стать и стал игрушкой в руках Пти-Кло. Лукавый стряпчий, конечно, сам написал статью,
– Да неужто я не пытался сделать все, что было в моих силах?
– сказал Пти-Кло Люсьену.- Ведь дело шло о сестре моего однокашника; но в суде положение создалось безвыходное. Первого июня Давид просил меня обеспечить ему спокойствие на три месяца; дело приняло угрожающий оборот только в сентябре, да и то я сумел спасти имущество от заимодавцев, ибо в окружном суде я дело выиграю; я добьюсь признания преимущественного права жены, не прикрывающего в настоящем случае никакого обмана... Что касается тебя, ты воротился в несчастье, но все же ты гениальный человек... (Люсьен отпрянул, точно ему чересчур близко к носу поднесли кадило.) Да, да, дорогой мой,продолжал Пти-Кло,- я прочел "Лучника Карла IX": это более чем роман, это настоящая книга! А такое предисловие могли написать только два человека: Шатобриан или ты!
Люсьен принял хвалу, не сказав, что предисловие написано д'Артезом. Из ста французских писателей девяносто девять поступили бы так же, как он.
– И вообрази себе, тут и виду не показали, что о твоем приезде известно,- продолжал Пти-Кло с притворным негодованием.- Когда я обнаружил это всеобщее равнодушие, мне взбрело в голову взбудоражить весь этот мирок. Я на' писал статью, которую ты прочел...
– Неужто это ты?!
– вскричал Люсьен.
– Я самый!.. А теперь Ангулем и Умо оспаривают свои права на тебя. Я собрал молодежь, бывших твоих товарищей по коллежу, и устроил тебе вчера серенаду; а раз начав, мы увлеклись, затеяли подписку на обед. "Пусть Давид скрывается, зато Люсьен будет увенчан лаврами!" - сказал я самому себе. Более того,- продолжал Пти-Кло,- я видел графиню Шатле и дал ей понять, что ради себя самой она Должна Спасти Давида; она может, она обязана это сделать. Если Давид действительно сделал открытие, о котором он говорил мне, правительство не разорится, поддержав его. А какая честь для префекта стать, так сказать, причастным к столь важному изобретению, оказав покровительство изобретателю. Ведь он прослывет просвещенным администратором. Твою сестру напугала наша судебная перестрелка! Она еще по-настоящему не понюхала пороха... Битва в суде обходится столь же дорого, как и на поле сражения; но Давид удержал свои позиции, он хозяин изобретения, его не могут арестовать, его не арестуют!
– Благодарю тебя, дорогой мой, я вижу, что могу доверить тебе мой план, ты мне поможешь его осуществить.- Пти-Кло посмотрел на Люсьена, причем его нос, похожий на буравчик, принял вид вопросительного знака.- Я хочу спасти Давида,- сказал Люсьен с особою значительностью,- я виновник его несчастья, я все исправлю... я могу оказать влияние на Луизу...
– На Луизу?
– На графиню Шатле!.. (Пти-Кло сделал неопределенное движение). Я имею на нее влияние большее, нежели она сама думает,- продолжал Люсьен,- однако ж, дорогой мой, хотя я и имею влияние на вашу знать, у меня нет фрака...
Пти-Кло опять сделал какое-то неопределенное движение, точно хотел предложить свой кошелек.
– Благодарю,- сказал Люсьен, пожимая руку Пти-Кло.- Дней через десять я сделаю визит жене префекта и отдам визит тебе.
И они расстались, по-товарищески пожав друг другу руки.
"Он, конечно, поэт,- сказал самому себе Пти-Кло,- ибо он безумец!"
"Что ни говори,- думал Люсьен, возвращаясь к сестре,- истинные друзья только друзья со школьной скамьи".
– Люсьен,- сказала Ева,- что тебе обещал Пти-Кло? На что тебе его дружба? Остерегайся его!