Утрата и обретение
Шрифт:
Пока Уокер, дрожа от ярости, думал, что делать дальше, вокруг него появилась до боли знакомая картина гор и лесов. Большой загон исчез. «Нет!!!» — мысленно испустил он исступленный крик и бросился вперед. Но Уокер не ошибся, это была не галлюцинация. Как только Уокер попытался прорваться к панораме, он тотчас ощутил колющий удар, а потом боль от соприкосновения с активированным заградительным полем.
Потребовалось всего две секунды, чтобы понять, что его страх оправдался. Ему был отрезан доступ к большому загону с его лугами, инопланетной растительностью, широкими ручьями, другими пленниками и их личными загонами. За последние недели
И Джордж! С восстановлением электрического заградительного поля по всему периметру его загона Уокер лишился и своего единственного друга, пленника с родной планеты. Маркус сразу все понял. Его решили наказать.
Наказать за то, что он нашел какой-то важный инструмент и не вернул его владельцам. Правда, Уокер не знал, как бы он мог это сделать. Он знал, что в таких делах был начисто лишен изобретательности. Он мог бы встать у входа в коридор и при появлении виленджи начать размахивать найденным предметом, привлекая к себе внимание. Так, без сомнения, поступил бы хороший заключенный. Так наверняка поступил бы этот самодовольный мерзавец гуаба. Да, он, Уокер, не образцовый заключенный. Наверное, даже глупый.
Но что бы ни произошло дальше, это событие послужит для него ценным уроком. Какой бы сложной ни была система надзора виленджи, она не была совершенна. Он смог найти, выдернуть из земли и спрятать под рубашкой большой керамический инструмент и незамеченным вернуться с ним в палатку. Если бы гуаба не донес на него хозяевам, то виленджи, скорее всего, никогда бы об этом не узнали.
Они не всемогущи.
Эта мысль немного приободрила Уокера, остаток дня и начало следующего он все время ждал, что вот-вот исчезнет панорама Сьерра-Невады, а заодно и барьер, отделяющий его загон от трущоб, где обитал Джордж. Но ничего подобного не произошло. Ни в первый день, ни во второй. Лишенный контакта с разумными существами, он испытывал такое одиночество, какого не представлял себе никогда в жизни. Он сидел у входа в палатку или на берегу озера и тупо смотрел на фальшивое небо, поддельный берег и призрачный лес. Он был так подавлен, что забывал съедать брикеты и кубики. Единственное, что он смог заставить себя проглотить, — это немного воды.
Он потерял счет дням, так как забыл и о своих, все еще исправно работавших, часах. Вероятно, понимая, что Уокер пылает местью к гуабе за предательство, виленджи опасались потерять еще один экземпляр в возможной драке между пленниками. Но по истечении какого-то времени срок заключения истек, и наказание было смягчено. Неизвестно по каким расчетам, но настал день, который Уокер не отметил по часам, когда внезапно исчезла горная панорама впереди и лес справа, и вместо них Уокер снова увидел доступный большой загон и место обитания своего четвероногого друга.
Когда это произошло, Джордж грыз голубовато-серый брикет в своем заржавленном «кадиллаке». Пес сразу понял, что вход свободен. Уокер был счастлив до такой степени, что начисто забыл о вероломном гуабе.
Вид дворняги, прыгнувшей в объятия человека и принявшейся лизать его лицо, должно быть, сильно заинтриговал виленджи. Уокер был в этом убежден, так же как и в том, что за ними постоянно следят. Несомненно, они хотели посмотреть, как этот экземпляр поведет себя, вновь получив свободу передвижения. Мысленно
Джорджу наконец надоело облизывать Уокера, а Уокеру надоело это терпеть. Встав, они отошли от палатки и направились в сравнительно обширный большой загон. Заметив странную пару землян, многие обитатели загона сдержанно приветствовали возвращение Уокера. Никто не бросился поздравлять его с освобождением и не стал спрашивать, чем он занимался все время, пока был недоступен. Такое любопытство не всегда можно назвать здоровым. И сейчас, как никогда, Уокеру понравилась эта сдержанность.
Джордж не задавался подобными вопросами. Он просто от души радовался, что снова видит друга.
— Я уже боялся, что тебя упрятали навсегда, — говорил пес, виляя хвостом, как стержнем свихнувшегося метронома. — Представляешь, мне не с кем было бы поговорить о по-настоящему важных вещах — например о вкусе гамбургеров.
— Приятно слышать, что обо мне кто-то скучал, — сухо ответил Уокер и более серьезно добавил: — Я все это время думал о том же.
Он вдруг замолчал. Не далее как в тридцати футах над травой покачивался маслянисто поблескивавший силуэт предателя, типчика с Аилл VI. Он был чем-то занят и не смотрел в направлении землян. Уокер всегда был хорошим спринтером и понимал, что может настигнуть и удавить этого мерзавца, прежде чем гуаба поймет, что происходит, и сможет убежать. Вдруг Уокер почувствовал острую боль в икре. Лицо его исказилось от удивления, он посмотрел вниз и увидел злоумышленника.
— Ты… ты укусил меня за ногу?
— Да, я, — зарычал Джордж и на всякий случай сделал шаг назад.
— Почему?
— Потому что не смог дотянуться до твоей задницы. — Лохматая собачья голова дернулась в сторону гулявшего поблизости гуабы, который теперь скрылся за кустами яркого хараката. — Ты хотел на него напасть?
— Ну, я… Откуда ты знаешь?
— Это все знают, — сказал Джордж. — Я не видел, что с тобой произошло, но видели другие. Ты что-то нашел. Какой-то предмет, который не должен был попасть тебе в руки. Гуаба донес об этом виленджи. Они пришли и отняли его у тебя, а потом заперли тебя около палатки. Я уже не чаял снова с тобой увидеться. Но никто не стал трогать эту тварь, которая тебя выдала. Никто не осмелился. Здесь этого не делают. Вспомни…
— Трехногого. Да, я помню. — Ярость Уокера исчезла вместе с гуабой. — Мне надо постараться и взять себя в руки, вообще держаться от него подальше. Но как легко было бы сломать ему шею. Э, ты что, снова хочешь меня укусить? — Он тревожно посмотрел на зарычавшую дворнягу.
— И укушу, если это единственный способ привести тебя в чувство.
— Ладно, ладно. — Уокер неохотно отвернулся от хараката. — Обещаю. Я не стану трогать этого вонючего карлика.
— Да, лучше не трогай. — Пес перестал рычать.
Они пошли прочь, но человек не удержался и обернулся.
— Ничего, настанет день, и я…
— Этот день может не настать никогда, — предостерегающе сказал ему Джордж. — Лучше смирись.
— Ладно. Я тебя услышал. — Нагнувшись, он потрепал пса между ушами. — Не хочу, чтобы меня снова заперли.
Но как он ни старался, какие усилия ни прикладывал, Уокер не мог избавиться от образа гуабы, глумливо насмехающегося над ним из-за столбообразных ног уходивших виленджи.