Утрата
Шрифт:
Ну уж нет, Господи.
А Йорген Грундберг? Что бы он ни сделал, Ты не должен был вмешивать в это дело меня.
Или Ты тоже хочешь меня наказать? И если так, то когда же я наконец получу всю положенную мне меру?
Она встала и снова взвалила на плечи рюкзак. Мира и покоя здесь все равно не найти.
И, не посмотрев на мужчину в стеклянной будке, она вышла из церкви.
Когда она вышла из церкви, солнце уже садилось. Она отошла немного от церковных дверей, чтобы увидеть часы на колокольне. Четверть шестого.
Ах,
Она пощупала плоский кошелек на груди. Впервые, с тех пор как она приняла решение бороться, у нее возникло желание потратить часть своего сокровища. Накачаться вусмерть, так, чтобы хоть на какое-то время по-настоящему забыться.
Забыть обо всем этом дерьме собачьем.
Она направилась по переходу к Сконегатан. Метрах в десяти начинался старый темно-красный деревянный забор с зеленой калиткой. Памятник садово-парковой архитектуры, так сказать. За калиткой справа — коричневый фасад покосившейся деревянной избушки. Сибилла остановилась. В домике на уровне земли виднелось заколоченная дверца. А метром выше еще одна, закрытая на деревянную щеколду.
Сибилла огляделась.
В парке никого не было.
Сняв рюкзак, она открыла дверцу и поспешно залезла внутрь домика.
~~~
Четверг был нашим днем. По четвергам он приходил ко мне. Я закрываю глаза и вижу его перед собой, — скрип калитки, и вот он идет по шуршащему гравию. Тепло в груди. Он, как всегда, тщательно вытирает ноги. Входит в дом. Его сильные руки. Господи, воистину это не грех — это любовь, та самая, которой Ты учишь нас. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты позволил мне испытать ее.
Никогда прежде дом мой не был таким безупречным. Мне хотелось, чтобы он понимал, как велика моя тоска по нему. Каждый раз меня озаряла надежда, что он останется здесь навсегда, но каждый раз ему надо было уйти не позже четырех. Меня же ожидало семь долгих дней и семь долгих ночей, исполненных тоски. Теперь меня ждет целая жизнь.
И все равно я благодарю тебя, Господи, за то, что Ты вразумил меня. Объяснил мне, как я могу помочь ему попасть в Царствие Твое. Он будет ждать меня там. Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты дал мне власть, доверил мне право исправить ошибки незрячих.
Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся; вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие.
Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою.
Смерть! где твое жало? Жало же смерти — грех; а сила греха — закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом
Еще я хочу поблагодарить Тебя, Господи, за то, что хранишь меня. За то, что в миссии моей Ты не оставил меня одного, за то, что послал мне ее, и за то, что она меня теперь хранит. За то, что Ты и ей даровал возможность искупить грехи ее, ради всего святого.
4
1 Кор. 15: 51–15: 57.
За все это я благодарю Тебя, Господи.
Аминь.
~~~
Проснувшись, она никак не могла сообразить, где находится. Такое в принципе случалось и раньше, но в этот раз ей пришлось намного дольше обычного определять собственную дислокацию. Свет просачивался сквозь доски и падал на облупленные стены, но осколки воспоминаний сложились в мозаику только после того, как на церкви Святой Софии пробило семь.
Она села и вытащила из рюкзака последний банан.
Пол в избушке был покрыт опилками, накануне вечером она положила в ряд несколько досок, чтобы на них можно было расстелить коврик. Боль в горле вроде прошла. Она ела банан и рассматривала подсвеченную солнцем кружившую пыль. Да, после такой ночи надо принять душ. Но идти на вокзал она не рискнет. В приют тоже.
С тех пор как она оставила в «Гранде» свой ежедневник, числа и дни недели у нее слегка путались. Но если она подсчитала правильно, то благотворительный взнос должен прийти именно сегодня. Впрочем, сначала надо сделать что-нибудь с волосами. Ладно, она возьмет деньги на краску из запретного кошелька, а потом сходит на Дроттнинггатан, заберет конверт и вернет все до мелочи.
До Рупстена можно доехать на 76-м. Обычно она избегала ездить на автобусах. Пройти через турникеты в метро, не заплатив, всегда проще. Вытащив из нательного тайника двадцатикроновую купюру, она направилась к остановке.
Шесть лет она не прикасалась к этим деньгам. И вот.
Чтоб вы провалились.
Сначала она стояла на остановке одна, но со временем подошли еще люди. Никто не обращал на нее внимания, но она все равно старалась избегать прямых взглядов.
В подошедшем автобусе, несмотря на час пик, было много свободных мест. Четырнадцать крон в один конец. Целое состояние.
Она уселась на последний ряд, поставив рюкзак на сиденье рядом. У остановки Слюссен все сидячие места всё же заняли, и какая-то женщина раздраженно посмотрела на ее рюкзак. В другой ситуации это не имело бы никакого значения, но сейчас лучше бы на нее смотрели как можно меньше.
Она взяла свой багаж на колени, и женщина, вытащив из своего портфеля газету, села рядом.
Сибилла смотрела в окно. Показался мост Шеппсбрун. Они проезжали мимо табачного киоска, загорелся красный, и автобус остановился. Продавец киоска развешивал первые полосы свежих газет, и в тот момент, когда автобус снова тронулся, она увидела текст.