Утреннее шоссе
Шрифт:
Ветер упруго вдавливался в салон из-под приспущенного стекла, нес запах горелого сена, гари и клевера… В село, что расположилось в восьмидесяти километрах от города, Клямин получил заказ еще утром. Туда и обратно – сто шестьдесят, почти половина плана…
Только вот скучно без радиоприемника. В таксомоторах радиоприемник не предусмотрен инструкцией, почему – никто объяснить не мог. Но водители приспосабливались, возили свои. И у Клямина был маленький немецкий коротковолновый. Брал что угодно, даже Мексику. А Клямин был в Мексике – заходил туда не раз на судах торгового флота. Но сейчас приемник молчал. Клямин пощелкал
Но дружески, без пристрастия, так, скуки ради… А эти нет, эти друг друга ненавидят. Неспроста они играли под щелчки – не детская забава. Унизить друг друга хотят. Деньги? Что им деньги! Ну, проиграют за один раз тысячу-другую – эка невидаль. Серафима с компанией мало чем можно удивить. Разве что щелкнуть друг друга по носу. При всех. От души. Под хохот приятелей. В этом, пожалуй, еще и была острота. Сколько лет Клямин знаком с Серафимом? Года три, не меньше. А свел их горбоносый Михаил. Он сказал Клямину: «Есть люди, которым нужен хороший водитель и человек, на которого можно положиться. Будешь доволен». И Клямин был доволен.
В приоткрытое окно ветер загнал шмеля. Тот заметался по салону, ударяясь о стекла. Временами, притомившись, стихал. До первого толчка. И вновь возмущенно снимался с места. Клямин попытался прижать непрошеного гостя ладонью к лобовому стеклу, но шмель увертывался, еще больше разоряясь. Пришлось остановить автомобиль и распахнуть дверь. Поупрямившись, шмель вылетел, протягивая за собой возмущенное свое гудение…
Степь пахнула вечерним стоялым дурманом. Клямин выключил двигатель, сошел на обочину, присел на корточки. В жухлой траве беседовали два кузнечика. Иногда стихали, чтобы собраться с мыслями. Клямин тронул ближайший сухой стебелек одуванчика, и тот мигом полысел, обнажая младенческое темя.
Закоренелый горожанин, Антон Клямин испытывал к природе чувство умиления и сентиментальной печали, какую испытывают добрые по натуре люди к далеким провинциальным родственникам. Родственников у Клямина не было. Была тетка в Москве, сестра покойной матери. Но Клямин ее видел мельком двадцать с лишним лет назад, когда прибыл в Москву на парад. Моряки лихо шагали по Красной площади, Антон Клямин был правофланговым.
Вечером, получив увольнительную, он поехал к тетке. Та жила в Спиридоньевском переулке, в пестрой коммунальной квартире, где занимала угловую комнату. Тетка встретила племянника без особого удовольствия: у нее болел зуб. Клямин посидел для приличия четверть часа и с облегчением распрощался. С родственниками было покончено навсегда. Но тем не менее его закаленное сердце нет-нет да вдруг начинало испытывать тоску по единокровному человеку…
Село выползло из-за холма. Небольшое, с опрятными белыми избами. В самом центре, на пригорке, церковь подняла две свои луковки. На одной, что повыше, желтел крест. Деревянный мост зависал над неглубоким оврагом, дно которого застилали консервные банки, драные картонные ящики
Три старухи сидели на лавочке у церковного забора, одинаково сложив руки на коленях. Клямин опустил стекло и поздоровался. Старухи молчали.
– Спите, что ли, бабки? – не выдержал Клямин. – Или померли?
– Тебя дождемся и помрем. Вместе чтоб, – ответила та, что сидела слева.
Подруги согласно закивали.
– Село-то какое? Верхняя Терновка, верно? А улица Профсоюзная где?
– Кака така Профсоюзная? Я вот на Антелериской живу. Езжай на Антелериску. Надоел.
– Мне Профсоюзная нужна, – улыбнулся Клямин.
– И слыхом не слыхали, где та Профсоюзная. Фамилия-то как? Кто нужон?
Клямин взглянул на листочек.
– Снегирев.
Старухи молчали, вспоминая.
– Ну, – подтолкнул Клямин.
– Что «ну»? Нет у нас таких. Есть Ситниковы, есть Губасовы, а Снегиревых нету…
– Ишшо есть Порубаевы, – пискнула та, что сидела в середине. – Я Порубаева… А Снегиревых нету и не было.
«Вот те на, – озадаченно подумал Клямин. – Из этой дыры, пожалуй, и в диспетчерскую не дозвониться. Надо разыскать сельсовет». И проговорил:
– Телефон-то есть в вашей Терновке?
– Есть! – разом закивали старухи. – У батюшки. Врачиху завсегда вызываем.
Клямин вышел из автомобиля и, толкнув калитку, прошел узкой опрятной аллеей к церковному крыльцу.
Зеленая краска на перилах протерлась до дерева, ступени скрипели. Поднявшись на паперть, он толкнул дверь. Но та оказалась запертой. Стучать было как-то неловко. Может, звонок есть?
В это время за спиной Клямина послышался шорох раздвигаемых ветвей. Клямин обернулся и увидел мужчину средних лет в сером костюме и косоворотке. Стриженные ежиком волосы открывали невысокий прямоугольный лоб.
– Милости просим завтра. – Голос мужчины звучал мягко и доброжелательно.
– Мне надо позвонить по телефону.
– Здесь церковь, а не почта.
Клямин подошел к перилам паперти и уперся руками:
– Я прогнал восемьдесят километров. По вызову. А где заказчик, хрен его знает!
Мужчина покачал головой и что-то укоризненно прошептал.
– Пардон! – буркнул Клямин и сошел с крыльца. – Восемьдесят километров – не баран чихал. Верно? Считайте: туда и обратно только по счетчику рублей тридцать пять. Верно?
– Вы таксист? Вас-то я и жду. Снегирев моя фамилия. – Мужчина улыбнулся и развел руками, словно извиняясь. – Но ехать я не собираюсь.
Клямин подозрительно оглядел мужчину. Что это еще за шутки?
– Сейчас все объясню… Местный священнослужитель Андрей Васильевич Снегирев, – добавил мужчина, представляясь.
Он отстранился, пропуская Клямина на выложенную ровным галечником тропинку.
«В один конец поп мне еще заплатит – душу вытряхну, а за обратно может и не заплатить, имеет право. – Клямин накачивал себя злостью. – Но я ему устрою крестный ход со свечами, попомнит…» Клямин сдерживался из последних сил, чтобы не раскричаться.