Утреннее сияние
Шрифт:
Мать родила меня, когда ей было всего семнадцать. Я так и не узнала, кто был моим отцом. Было известно только, что он служил военным моряком, вышел в отставку незадолго до того, как они встретились, и вскоре погиб в море. Она никогда не упоминала, успели ли они пожениться, а я и не спрашивала. Да это и не имело ни малейшего значения. Мать любила его столь самозабвенно, что ни один мужчина не смог вытеснить его из ее сердца. Думаю, я бы тоже любила его. Я создала себе образ отца, которого никогда не знала, – с доброй улыбкой, широкими плечами
Я должна была бы возненавидеть море за то, что его волны отняли у меня отца. Но этого не случилось. Морские воды зачаровывали меня, и я постоянно слышала их неясный зов. Каждый день после школы я выбирала домой самый длинный путь, чтобы с вершины холма полюбоваться заливом Пьюджет-Саунд. Я наблюдала, как чайки пролетают над головой, ныряя вниз и издавая громкие крики, словно дразнили меня и призывали последовать за ними. Иногда я выбирала какое-нибудь местечко на холме за милю от моего дома и сидела, глядя на пенные волны, разбивающиеся о берег, представляя себе, каково это – плыть по морю далеко за горизонт. Мать обычно говорила, что я дитя воды, хотя никогда не произносила этих слов в присутствии других. Она не доверяла водной стихии, считая ее опасной для нас обеих. Запрещала мне учиться плавать. Тем не менее она мирилась с моей любовью к этому побережью – пока я держалась подальше от воды.
– Ты права, – сказала я, и мои слова потонули в гуле гудка проплывающего мимо судна.
– Надеюсь, ты не плаваешь на каноэ одна? – спросила мать.
Несмотря на то что она боготворит Декса всеми фибрами своей души, ей категорически не нравится, что он живет в плавучем домике. Она просто отказывается признавать, что единственной причиной того, что я до сих пор не умею плавать, является ее собственная боязнь воды. Когда мы только поженились, она умоляла Декса переехать в его дом в районе Квин-Энн Хилл. Но он к тому времени сдал его в аренду, и к тому же если Декс принимает решение, никакая сила в мире не может заставить изменить его.
– Я же всегда надеваю спасательный жилет, если отправляюсь куда-либо на лодке, мама, – заявила я. – И не надо обо мне беспокоиться, ты же знаешь.
– Ну, мать должна беспокоиться о собственном ребенке – это ее обязанность.
Я отдернула штору на окне гостиной и увидела, что на задней палубе, оперев подбородок на руку, сидит Джимми, увлеченный чтением комикса. Интересно, наверное, Наоми уже ищет его. Я подумала: неужели она любит своего ребенка так же сильно, как моя мама любит меня? И быстро задернула штору, чтобы Джимми не успел меня заметить.
* * *
Я завернула четыре рулета с корицей в вощеную бумагу и сунула их в рюкзачок. Потом села в каноэ и направилась к домику Колина. Он занимался яхтой, стоя спиной ко мне, но поднял голову, когда услышал звук причаливающего каноэ.
– О, привет, – с улыбкой произнес он, вытирая капельки пота со лба.
– Привет, – ответила я, протягивая ему рулеты с корицей. –
Он подошел ко мне, взял пакет в руки и развернул один из сверточков.
– Рулет с корицей?
– Он самый, – с улыбкой ответила я, протягивая руку за веслом. – Ну, мне, пожалуй, пора. Надеюсь, рулетики вам понравятся.
– Подождите, – сказал он. – Не хотите задержаться? Хотя бы ненадолго?
Я с опаской оглянулась, даже не знаю почему. Декса в тот момент дома не было. И какое мне дело, что подумает по этому поводу Наоми или другие обитатели причала?
– Хорошо, – наконец решилась я. – Пожалуй, не откажусь.
Я привязала каноэ к столбику у причала, и Колин подал мне руку, помогая выбраться. Он указал на свою яхту.
– Посидите в ней рядом со мной.
Я изумленно открыла глаза.
– Вы разрешаете?
Он кивнул.
– Я просто хочу ею похвастаться.
Я забралась в яхту вслед за Колином и села рядом с ним на деревянную скамейку.
– Ей предстоит дальний путь, – произнес он задумчиво. – Но, думаю, она с этим справится.
– Вы отлично поработали, – сказала я, поглаживая гладко отполированные поручни.
Он откусил кусочек рулета, а я подумала о том, сколько времени ему понадобится, чтобы закончить работу. Еще месяц? Год?
– Она будет готова к концу лета, – произнес он, словно читая мои мысли.
Тут я поняла, каким же одиноким станет этот причал без Колина, без его яхты, размеренно покачивающейся на воде.
– Полагаю, вы после этого уедете? – спросила я, отводя взгляд.
– Да, – ответил он. – Я отведу ее в Сан-Франциско. Мой заказчик примет ее там.
– А вам разве не грустно с ней расставаться? – спросила я, восхищаясь деревянными деталями носовой части, где доски были подогнаны столь плотно, что щелей между ними почти не было заметно. – Это, наверное, все равно что отдать своего ребенка приемным родителям.
Он пристально посмотрел на меня, и я заметила знакомый блеск в его глазах. Что это – грусть? Сожаление?
– Конечно, – наконец ответил он. – Но я стараюсь к ней не привязываться. Расставаться всегда тяжело, поэтому лучше помнить, что все хорошее всегда заканчивается.
Я кивнула и отвела глаза в сторону.
– Между прочим, – внезапно произнес Колин, – а не хотите ли ко мне присоединиться?
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, я не смогу.
– Но почему же?
– Ну, – замешкалась я. – Понимаете, я…
– Вот видите? У вас нет настоящей причины. – Он поднялся и начал распускать паруса.
– Сейчас покатаемся.
Он поправил снасти и направил лодку к центру озера. Реющие в полную высоту паруса выглядели просто великолепно, и я с благоговением наблюдала, как уверенно и точно он управляет яхтой, совершая сложные маневры.
Когда мы достигли центра озера, он обернулся ко мне.
– Хотите попробовать?
Я в ужасе потрясла головой.