Утренняя звезда
Шрифт:
– Ну так он еще жив.
– Они убьют его, - сказала она.
– Если скажет, то не убьют.
– Он не скажет.
– Почем ты знаешь?
– Не скажет.
– Мы уж знаем, как развязать негру язык.
– Только не ему.
– А ты высокого мнения о своем красном негре!
– Он мой сын.
– Что ж ты его не научила уму-разуму?
– Он мой сын, - повторила она.
– Послушай, тетушка, у тебя вон уж волос седой. Неужто ты веришь, что негры могут устроить революцию?
– Черная республика, -
– Отведите меня к шерифу, - просила она.
– Ведь ты его мать, - сказал первый.
– Заставь его сказать, кто его товарищи.
– Он не скажет.
– Хочешь, чтоб он остался жив?
Она не ответила.
– Что ж, сведем ее к Брэдли.
Они ухватили ее под руки, и она крепко вцепилась в простыню; они повели ее в лес, где толпились люди. Все для нее было просто: Букер ничего не скажет, для того она и пришла с револьвером, чтобы об этом позаботиться. Чем ближе звучали голоса, тем сильнее становилось в ней стремление исправить свою ошибку, выбраться из трясины на твердую землю. Нужно оттянуть время, пока не явится Букер. Ох, если б они пустили меня к Джонни-Бою! Когда они подвели ее ближе к толпе, белые лица повернулись к ней и гул голосов стал громче.
– Кто это?
– Негритянка!
– Что ей здесь понадобилось?
– Это его мать!
– крикнул один из провожатых.
– Зачем она пришла?
– Принесла простыню завернуть его тело!
– Он еще не умер.
– Там стараются развязать ему язык!
– Не долго ему жить, если он не заговорит.
– Эй, глядите! Мать негра принесла простыню, чтобы завернуть его тело!
– Вот так номер!
– Может быть, она хочет устроить молитвенное собрание?
– А проповедника она привела?
– Эй, позовите-ка Брэдли!
– Ладно.
Толпа затихла. Все с любопытством на нее смотрели. Она чувствовала, что их холодные глаза стараются отыскать в ней уязвимое место. Она смиренно стояла, прикрывая револьвер простыней. Со всем, что они могли сделать с ней, она заранее примирилась.
Подошел шериф.
– Так ты принесла простыню, а?
– Да, сэр, - прошептала она.
– Похоже, что после затрещин ты стала умней?
Она не ответила.
– На что тебе простыня? Твой сын еще жив, - сказал он, протягивая руку.
Она отступила назад, широко раскрыв глаза.
– Не троньте!
– Послушай, тетушка!
– сказал он.
– Будет тебе валять дурака. Поди скажи твоему сыну, чтоб он назвал своих товарищей, поняла? Обещаю тебе, что мы его не убьем, если он скажет. Мы дадим ему убраться из города.
– Что же я могу ему сказать?
– Так ты хочешь, чтоб мы его убили?
Она не ответила. Кто-то подошел к шерифу и стал шептать ему на ухо.
– Отведите ее, - сказал шериф.
Они повели ее на покрытую грязью просеку. Дождь лил потоками в призрачном свете факелов. Люди раздвинулись, образовав полукруг, и она увидела Джонни-Боя, лежавшего
– Говори с ним, - сказал шериф.
Если б можно было сказать ему, зачем она пришла! Но это было немыслимо; сначала надо сделать то, что она задумала, и она смотрела прямо перед собой, сжав губы.
– Эй, негр!
– окликнул шериф Джонни-Боя, пнув его ногой.
– Вот твоя мать!
Джонни-Бой не шевельнулся, не промолвил ни слова. Шериф оглянулся на нее.
– Вот что, тетушка, - сказал он.
– Тебя он скорее послушает, чем кого-нибудь другого. Пусть говорит, если хочет быть жив. Чего ради он покрывает остальных, негров и белых?
Она положила палец на спуск револьвера и неподвижным взглядом смотрела в землю.
– Подойди к нему, - сказал шериф.
Она не тронулась с места. Сердце ее обливалось кровью под изумленным взглядом Джонни-Боя. Но другого выхода не было.
– Что ж, ты сама этого хотела. Убей меня бог, я знаю, как тебя заставить с ним разговаривать, - сказал он, оборачиваясь в сторону.
– Эй, Тим, возьми бревно, переверни этого негра лицом вниз и положи его ноги на бревно.
Одобрительный шепот пробежал в толпе. Она закусила губу, ей было известно, что это значит.
– Ты хочешь, чтобы твоего негра искалечили?
– услышала она голос шерифа.
Она не ответила. Она видела, как подкатили бревно, Джонни-Боя приподняли и положили лицом вниз, потом подняли его ноги на бревно. Его колени лежали на бревне, носки башмаков свисали вниз. Она так ушла в созерцание, что ей казалось, будто это ее поднимают и укладывают для пытки.
– Дайте лом!
– сказал шериф.
Высокий худой человек принес лом из автомобиля и стал над бревном. Челюсти его медленно двигались, он жевал табак.
– Ну, теперь твоя очередь, тетушка, - сказал шериф.
– Говори ему, что делать.
Она смотрела на дождь. Шериф повернулся.
– Может быть, она думает, что мы шутим. Если она ничего не скажет, перебей ему ноги.
– Ладно, шериф.
Она стояла и ждала Букера. Ноги ее подламывались, она не знала, сколько времени сможет продержаться, вынести. Про себя она повторяла: если б он пришел сейчас, я убила бы их обоих.
– Она ничего не говорит, шериф!
– Ну, черт возьми, начинай!
Лом опустился, и тело Джонни-Боя расплескало грязную воду в луже. Раздался стон. Она пошатнулась, крепко сжимая револьвер в простыне.
Лицо Джонни-Боя повернулось к ней. Он застонал.
– Уходи отсюда, мать! Уходи!
В первый раз она услышала его голос, с тех пор как пришла в лес, и чуть не потеряла власти над собой. Она рванулась вперед, но рука шерифа удержала ее.
– Ну нет! Не хотела тогда, а теперь поздно!
– Он повернулся к Джонни-Бою.
– Она может уйти, если ты скажешь.