Утро бабочки
Шрифт:
Девчонки слушали его, затаив дыхание, это так интересно, не то что про траву слушать. А дед продолжал:
– Народ у нас очень дикай, суяверный. Вот мужик заблудится в лесу, дня два ходит, потом выбярется, до дому прибяжит и обязательно жане скажет:
– Знашь, лешай маня водил по лесу, насилу отпустил.
А баба-дура – к иконам и молится, что мужа леший жавого оставил. А потом гостей назовут, да мужик и начанает привярать, что в тямноте яго кто-то мохнатый обнямал, али ишо какую-нибудь чушь расскажет. Все слухают, ахают, крестятся – чур, маня! Так у нас и рождаются всякаи сказки. Хотя удявительного и необъяснимого тожа много. Дед замолчал надолго.
Маринка подергала его за руку:
– Дедуль, ну расскажи еще что-нибудь. Это так интересно.
– Ну, что ж, слухайте. Рядом с Русалочьими
– Дед, а оно очень страшное? – спросила, испугано Маринка.
– Дык, как сказать, вродя и не страшное на вид, но внутря все холодеят. Я вам все подробно рассказываю, потому что лес скрывает в сабе много тайн, он как книга, которую я читаю ужо больше пятидесяти лет, и кажный год я что-то в ей новое нахожу. Энто вы не в одном анституте не узнаете. Я хочу, чтобы и вы лес также полюбили, как и я, тода и он вам много чаво откроет.
Вдруг на плечо к деду прыгнула белочка. Дед обрадовался, как ребенок.
– А, Чарнушка, привет. Я табе хастинца принес.
Дед достал из рюкзака орешки и начал кормить белочку. Она брала у него из рук орешки и совсем его не боялась.
– У Чарнушки гнездо в нашем сарае, она давно у маня жавет. Мы с ей дружам. Она завсегда маня встрячает возля энтого озера. Вот вам ишо одна загадка – как она узнает, что я здеся? Можат она умеят с птицами разговаривать? Чем больша я за жавотными наблюдаю, тем больша поражаюсь их разумности. Хотя, на первый взгляд, кажется, будта жавут оне по инстинту. Нет, разум у их точно есть. Кто с ними рядом пожавет, тот начянает в энто верить. Домашние жавотные совсем другие. Оне очень от человека зависимы. Ну ладно, пошли, а то Чарнушка волнуется: бельчат своих надолго не бросает.
Ровно через час тропка привела их к домику деда.
– Дед, так это же избушка на курьих ножках!
– Да, ишо мой дед яго спецально на высоких сваях поставил, чтобы зверье в дом не заходило, вот щас лестницу приставим и зайдем.
Домик был сделан из бревен. Внутри он состоял из одной комнаты с двумя небольшими оконцами. Посреди комнаты красовалась печка, та русская печка, которую можно увидеть в каждом деревенском доме. На печке устроена широкая кровать на двоих, где видимо девчонки и будут спать. По всему периметру комнаты сделана была широкая лавка, служившая и для сна и для сиденья за столом. На лавке тут же лежал тюфячок, набитый душистым сеном. Стол стоял возле окна. Сколочен он был из широких дубовых досок. Из таких же досок сделан и пол. Девчонок поразила чистота этого пола. Пожив в деревне Маринка знала: чтобы добиться такой чистоты, надо много сил приложить. В самом центральном углу висела икона божьей матери. Дух в домике был такой приятный, что сразу вызывал чувство успокоения и счастья.
– Дед, а как же твой дед все это построил и кто здесь убирает?
– Как кто? Конешно я. Мария моя сюды не хаживала. Мой дед начал все энто строить, потом мой отец, а вот таперь я яго достроял. Три поколения строяли. Здеся рядом, в пяти мянутах ходьбы отсюдава есть Круглое озеро. Вот там у маня банька стоит, туды мы будем ходить мыться. Яе я построил сам.
Дед задумался о чем-то, а потом грустно произнес:
– Васька мой совсем городским стал. Я думаю, оне ужо из города не уедут. У мово деда был один сын, у отца тоже, и нам с Марией Бог больша детей не дал. Так она хотела ишо родить, прямо создана была для энтова, так она маленьких любила. Но посля Васьки у нас никто не народился. А вот у Васьки ужо двое дятей, и оне с Настей хотят тожа двоих родить. Жалко только яго сыночка, я даже яго и не видел.
Сердце Маринки сжалось от боли. Не часто, но все-таки она вспоминала маму и Мишеньку, очень скучала по ним.
11
Лето пролетело быстро, как один день. Дед уже несколько раз носил в деревню собранную ими траву.
С каждым днем Маринка хорошела, а Матрена с любопытством взирала на это. Если бы не этот взгляд, то Маринка бы и не тревожилась ни
По возвращении в деревню ни Матрена, ни Аллочка больше не говорили с ней на эту тему, молчала и Маринка. Казалось, что все хотели забыть прошлое.
Старшие классы в интернате не жили, на дорогу в школу у них уходило по полтора часа в день только в один конец. Матрена с утра до вечера зубрила уроки, Маринка ей помогала. Она отстала от Маринки на три класса. Ее одноклассники жили в интернате при школе, но Матрена даже слышать об этом не хотела. Дед сходил в школу, поговорил с учителями, и теперь Матрену звали Маргаритой, но дома она осталась Матреной – так привычней.
Николай устроился на работу сварщиком, до работы он добирался вместе с девчонками. На свадьбу кто-то из местных подарил им швейную машинку. Теперь Клавочка с утра до вечера шила детские вещи. В конце ноября должна была вернуться в деревню Настя – ведь рожать им в январе. Николай и Клавочка приходили в гости к Матвеичу по выходным, теперь у них была общая тема для разговоров. Все разговоры были, конечно, о будущих детях.
12
Как странно, подумала Маринка, почему о себе она пишет в третьем лице? Господи, как давно все это было. Она до сих пор удивляется: как с ней вообще такое могло произойти? Сейчас ей казалось, что ее прошлое – это просто дурной сон. Но сон можно забыть. А как забыть прошлое? Оно продолжает управлять ею.
Время уже пять, а Сережи все нет. Видимо сегодня он не придет. Вот дожила до того, что он вообще перестал приходить. Почему он так к ней относится? Она по-прежнему очень красива, может быть что-то не так в постели? Маринка подумала: «А ведь, правда, что-то мешает ей до конца быть в постели совсем раскрепощенной. Я всегда обвиняла во всем Сережу. Я подозревала, что у него другая. Но ведь раньше у него никого не было. Видимо, мой обман все-таки сказывается на этом. А что будет, если я расскажу ему правду? Я так подло обманула его». Воспоминания о первой брачной ночи вызывали в ней жгучий стыд. Она вспомнила, как имитировала невинность: под подушкой лежала бритва, чтобы была кровь, она порезала себе палец и засунула себе резиновый колпачок во влагалище – такие продавались в аптеках и служили для предохранения от беременности. После того как все произошло, она сбегала в туалет, чтобы вытащить его. Сейчас проще, никто не выходит замуж честной, это уже не принято. А тогда ей даже страшно было подумать об этом. Сережа считал ее идеалом чистоты и невинности. Он показывал простынь маме, та соседкам. У нее со свекровью всегда были натянутые отношения, Сережа – единственный сынок, и требования к невестке были повышенными. Она потом ей говорила: «Давно бы надо было вас развести, но то, что ты вышла за Сережу честной, вот за это тебе многое простить можно». Как-то холодно она относилась и к внучкам:
– Понарожала баб, Сереже сын нужен, кто фамилию продолжит?
А свекру вообще было все равно. Он занят только собой. Гуляет напропалую, ни одной юбки не пропускает. Но при этом очень гордится собой:
– Я жену люблю, ни разу ей не изменял душою. Телом, да, но это все для моей Лорочки. Мужику разнообразие нужно, тогда он и жене хорошо угодить сможет. Ни разу у меня любовницы не было. Подумаешь, перепихнусь с кем-нибудь, получу удовольствие, да тут же и забуду.
Свекор и Сереже всегда говорил: