Утро богов (Антология)
Шрифт:
Вообще же именно тридцать шестой стал годом, когда Гитлер наметил (пока для себя и ближайшего окружения) сроки создания своей будущей империи. Для этого нужна была самая мощная в мире армия. Пролог к мировой войне состоялся в год, когда были потревожены гробницы асов в Средней Азии.
…Даже прикасаться к прошлому можно не всегда. Оно не умирает, а лишь изменяет форму своего существования. Это один из главных законов метаистории, как мне кажется.
Разговор о кино. Дается знак
Пришел в гости
Я говорю с ним. Он почему-то явился с женой.
— Из чего состоит душа? — спрашивает его жена.
— Из пузырьков, — отвечаю я.
— А пузырьки из чего?
— Из другого пространства.
Так я отвечаю на ее вопросы в течение двух часов. Он тоже задает вопросы. Хвалит книгу и тут же говорит, что не верит.
— Не может этого быть!
Других аргументов нет.
Я иногда отмалчиваюсь. Но диалог продолжается. Он может быть завершен только в том случае, если я все расскажу о богах и устройстве их мира. Как это сделать? Мало и книги. У нас же один вечер.
— Вы читали книгу? — спрашиваю я с нажимом его жену.
— Да, конечно.
И следует новый вопрос. (Пока не будут переписаны книги по многим дисциплинам, мне придется говорить, спорить. Или молчать.)
— Вы хоть понимаете, что вы написали?
Такие вот вопросы (и я задавал их Жанне!..).
Нужно ответить: понимаю! А я молчу. Надоело.
Что выйдет из его затеи поставить фильм? Смогу ли я работать? Все это уже далеко-далеко. Все мои книги не стоят одной. Вот этой. Даже еще не завершенной.
…Появляется еще один человек из кино. Это женщина. Слышала мое выступление по радио, достала мой телефон. Выслушиваю ее. Интуиция подсказывает: у нее вряд ли что-нибудь получится. Но она тоже рождена под знаком Водолея. Я весь внимание. Собеседники стоят друг друга. У нее благородное желание: рассказать, донести все остальное, что уместно сказать по случаю нашего знакомства…
…Кажется, тебе жалко времени. Но ты убеждаешь себя, что богиня и ее имела в виду. Идешь на встречу в литературное заведение на улице Герцена. Там неожиданно подают сухой херес, осетрину по-московски. Почти никого нет, хотя суббота и день пасмурный. Из-за цен. Ты еще не успел почувствовать, что наступили трудные дни для державы. А некоторые уже слиняли. Ты работал, не замечая роста цен, а иные, как медведь в берлоге, сосут лапу. Ты не спрашиваешь, когда настанут лучшие времена. Тебя же останавливают, просят о прогнозе. Ты отвечаешь уклончиво: жизнь не так прекрасна, как в сказке, тем более в период перестройки, и добавляешь малоизвестный литературный факт — один древнекитайский мудрец сказал, что у бога нужно просить прежде всего об избавлении от перемен!
Ошалело смотришь на представленный официантом счет.
Выходишь в кафе. Его бессменный посетитель и твой хороший знакомый Борис Воробьев осведомляется, с кем ты пришел. С дамой. Встреча деловая. Он понимающе кивает.
Здороваются еще двое.
Тепло,
Разговор странный, неопределенный. А вот в этом литзаведении она бывала, с ней тоже здороваются.
Провожаешь ее.
На следующий день узнаешь от Жанны, что именно женщине не надо бы доверять. Слова великой богини. Следует и другое замечание: нужно быть трезвым. Неловкость сменяется сожалением. Как я мог!.. Сколько раз меня выручала интуиция, идущая от моих звезд, от неба. Если бы не она, наломал бы я дров с моей простоватостью, щедро отмеренной мне теми же звездами.
— О боги! — восклицаю я. — Неужели прекрасная, как само солнце, богиня должна растолковывать этому глухарю значение всех встреч и эпизодов из собственной его жизни? Неужели сам он, пусть пьяный как вся Польша или даже как вся Россия, не может понять то, что проще пареной репы?
Не может? Тем хуже для него. Пусть же он услышит, что был знак. Божественный знак. Там, в этом мрачном заведении, где подвыпившие грешники клянутся в любви к ближнему, ты должен был распознать этот знак.
Спрашиваю себя: ты что, в самом деле оглох? Или твои глаза уже не видят, а уши не слышат?
Я должен вспомнить вечер. Что там было? В ресторане — почти норма. А потом… потом… дымное серое облако над коричневыми столами кафе, где она иногда вставала, чтобы принести вина, но ты ее, естественно, опережал. Опережал, шел к стойке и брал еще очередные стаканы, два или три, когда кто-то подходил.
Был знак, сказала богиня. Знак для тебя. Обязан вспомнить, иначе чего ты стоишь? А чего тогда стоят твоя память и твой интеллект, которые ты столь щедро полоскал в вине, не пожалев для этого семи или десяти бутылок, судя по оставшейся в кармане сдаче.
Итак…
Ты садишься недалеко от Бориса Воробьева. Дважды отлучаешься к стойке. Перед твоим третьим рывком подсаживается Сергей Ионин. Он разогрет, как и ты, даже больше. Жестикулирует. Чего он хочет? Знакомится с дамой. Он как певчий дрозд. Ты слегка угрюм, потому что не любишь спиртного и тех, на кого оно так действует, а напиваешься из вежливости. Что он говорит? Почти грубит. Это резко. Ты осаживаешь его. Снова называет тебя не то атлантом, не то фантастом. Это в данной ситуации почти оскорбление. Он расплескал вино. Он дерзок как королевский паж. Стремительно поднимается и исчезает. Тебя охватывает изумление. Это не похоже на него. И вся сцена проходит снова перед твоим взором, ты вызываешь ее из памяти, чтобы разобраться.
Это знак.
Ты его не понял. Ты не готов к тому, что у тебя всегда получалось: и мог угадать слова, до того, как твой собеседник раскроет рот, и мог понять то, что он хотел навсегда скрыть от тебя.
Ты не готов. Может быть, устал?
Тому есть самое авторитетное подтверждение. Прекраснейшая из богинь сокращает для тебя один из дней твоей работы. Нужен отдых. А ведь ты почти не ощущал усталости. Это скорее наказание тебе за болтливость. Будь прежним — вот главная мысль. Спокойствие. Ты должен быть быстрым как мысль, собранным и неспешным как улитка — в разговоре со случайными людьми.