Утро генеральской казни
Шрифт:
– Будем надеяться, что все в порядке, – проговорил Ларин. – А теперь дай мне на прощание свою визитку и улыбнись поприветлевее. Можешь даже мечтательно посмотреть мне вслед – мол, какой красавец мужчина, мечта всей жизни… Ведь нам нужен повод еще пару раз встретиться, прежде чем свалить отсюда с компроматом на генералов.
– Держи, мечта моей жизни, – с издевкой произнесла Маша, вручая Андрею визитку.
Ларин картинно поцеловал руку молодой женщине и вернулся в машину. Слижевский тут же уступил ему место рядом с Рубиновым и вновь принялся
– Ну, как? – поинтересовался генерал-лейтенант. – Не зря время потратили?
– Надеюсь. Амбиций у нее, конечно, выше крыши. И это неудивительно: журналисты популярных изданий постоянно встречаются со всякими знаменитостями. Но телефончик свой она мне сама дала, – Андрей помахал визиткой, зажав ее между пальцами загипсованной руки. – Однако это все лирика. Вернемся на грешную землю. Время идет, моя жизнь по-прежнему под угрозой, а ясности не прибавилось…
– Терпение, Курт Карлович, – посоветовал Рубинов. – Скоро только кошки родятся, потому и родятся слепыми. Сегодня же все и образуется.
– Очень бы хотелось. Я ведь человек нетерпеливый.
Васькову таки удалось успокоить народ. Женщины расходились.
Маша шла и о чем-то беседовала с женой капитана Кошкина. Она не преминула издалека игриво махнуть Ларину рукой, как бы давая знать, что они еще встретятся. И знак этот был предназначен не Андрею, хоть речь шла о нем, а в первую очередь Рубинову, чтобы поддержать версию флирта с немцем.
– Вот видите, клюнула, – Ларин изобразил самодовольную улыбку.
А Рубинов подумал: «Может, оно и хорошо. Завяжется у них кратковременный роман, столичной журналистке станет меньше дела до происходящего в гарнизоне, а у немца притупится бдительность».
Наконец-то вернулся и Васьков. Он плюхнулся на переднее сиденье, вытер вспотевший лоб носовым платком.
– Ох, нелегкая это работа из болота тащить бегемота, – произнес Ларин.
– Чего? – недопонял генерал-майор.
– Стишок такой детский есть. Я думал, его все знают. Или вы бездетный? – не слишком тактично поинтересовался Андрей.
– Сам в Суворовском рос, – недовольно пояснил Васьков. – А своих детей воспитывать времени не было. Служба. Так что детских стихов не знаю.
Генерал-лейтенант тяжело вздохнул и подозвал к машине Слижевского.
– Ну, как? Все готово? – заговорщицки поинтересовался он.
– Скоро можно выдвигаться, – почти ничего не прояснив для Ларина, ответил подполковник.
– Вы это о чем? – спросил Андрей.
– Должны же мы дать ответы на ваши «во-первых» и «во-вторых» и при этом гарантировать вам полную безопасность. Вот и идут приготовления.
– Надеюсь, вы все просчитали, – Ларин смотрел сквозь стекло «УАЗа» на то, как расходится последняя митингующая публика.
Площадка перед штабом вновь выглядела мирно. Ничто не напоминало о недавно бушевавших здесь страстях, которые Васькову с большим усилием, но удалось-таки усмирить добрым словом и обещанием золотых гор.
Маша
– Только не кричите и не оборачивайтесь. Я вам не сделаю ничего плохого. Поехали.
Щелкнула кнопка блокировки дверцы.
Маша, не ожидавшая такого поворота событий, глянула в зеркальце заднего вида, укрепленное над ветровым стеклом, но никого за собой не увидела. Тот, кто тайком забрался в ее машину, прятался за спинками передних сидений.
– Вы хоть знаете, что я журналистка?
– Именно поэтому я и здесь. Поезжайте и не волнуйтесь.
Маша плавно тронула машину с места. В голосе неизвестного не чувствовалось агрессии – скорее даже ощущались интонации вины за то, что доводится прибегать к таким вот методам.
«Жук» неторопливо катил по одному из внутренних проездов широко раскинувшегося военного городка.
– Не вздумайте останавливаться, – предупредил неизвестный, когда «Фольксваген» поравнялся с колонной военнослужащих, идущих по обочине.
Взвод возвращался с полевых занятий.
– Вам же там неудобно. Мой «жучок» – машина тесная. Может, покажетесь хрупкой женщине?
– Обгоните колонну, – хрипло посоветовал незнакомец.
Маша уже почти не боялась. Надежной защитой был ее статус журналистки. Напарница Ларина предчувствовала, что ее хотят использовать именно в этом качестве – как представителя четвертой власти. Но вот кто и зачем, а главное, против кого – это предстояло выяснить. Теряясь в догадках, она обгоняла взвод, растянувшийся по обочине. Солдаты весело посматривали на новенькую дорогую машинку и на красотку, сидевшую за рулем. Некоторые даже махали ей руками. Кто-то из них звонко выкрикнул:
– Равнение налево!
– Отставить! Не в парке культуры и отдыха, – не зло призвал к порядку подчиненных командир взвода.
Маша, высунув руку через потолочный люк, помахала солдатам на прощание, чем тут же вызвала радостный гул колонны. Военнослужащие остались позади.
– Можете показаться. Никто, кроме меня, вас уже не увидит, – произнесла Маша.
За спинкой сиденья выпрямился мужчина средней комплекции: не худой и не толстый, не тщедушный и не силач – самый обычный. Одет он был в черный спортивный костюм, на голове маска типа «ночь».
– Дырявую шапочку снять можно? – миролюбиво предложила Маша.
– Никак нельзя, – пояснил захватчик машины.
– Вы вооружены?
Мужчина помедлил, а затем произнес:
– Допустим.
– Вы учтите, – предупредила Маша, – я хоть с виду женщина хрупкая и беззащитная, но царапаться умею. Один раз из жалости подобрала стоппера на дороге. Чтобы его успокоить, пришлось пилочку для ногтей ему в шею загнать. Хирург ее потом целый час выковыривал. Вы же не маньяк какой-нибудь, а вменяемый человек?