Утро генеральской казни
Шрифт:
Тут особист не особо кривил душой. Одна из проституток была его информатором. Да и сегодняшнее утро он вместе с помощником потратил не зря – половину периметра озера объехал.
– Не видел я и не слышал ничего такого, товарищ подполковник, – уверенно доложил рядовой Пирогов. – Участки побережья, на которых мы с сержантом Четверговым службу несли, непосредственно к бане не примыкают, выстрелов мы не слышали. А вот когда огонь увидели, то по приказу капитана Кошкина приступили к пожаротушению.
Островец понял, что и от этого бойца толку ему не добиться.
– Свободен, рядовой, –
Пашка покинул кабинет. Особист вернулся на свое место, положил перед собой руки и сцепил пальцы в замок.
– Вызывали? – порог кабинета переступил капитан Кошкин, захлопнув за собой дверь.
– Садись, капитан.
Кошкин выглядел спокойным, абсолютно не нервничал.
«Нервы у него железные», – подумал Островец.
– Все твои бойцы мне объяснения дали, и что удивительно – абсолютно одинаковые, словно их кто-то предварительно проинструктировал.
– Чего ж тут удивительного? – пожал плечами Кошкин. – Все одно и то же видели, вот и говорят одинаково.
– Значит, и ты мне то же самое расскажешь?
– В общих чертах – да.
– А вот тут ты ошибаешься, капитан, потому что разговор у нас с тобой о другом пойдет. Не о пожаре.
Особист развернул к Кошкину экран компьютера, защелкал клавишами.
– Узнаешь?
На экране виднелась моторка, до половины вытащенная на берег в безлюдном месте. Снимок был сделан сегодняшним утром.
– Моя моторка, – признал Кошкин. – Только что она здесь делает? Я ее в сарае закрытой на замок оставлял.
– Получается, что угнали твое личное плавсредство…
– Не знаю. Я ее вчера днем как в сарае оставил под замком, так больше и не наведывался.
– А теперь объясни-ка мне, капитан, каким образом случилось так, что кожух подвесного мотора твоей лодки пробит из огнестрельного оружия? Предположительно из пистолета Макарова.
– Ничего по данному вопросу пояснить не могу. Это для меня и самого новость, – спокойно ответил Кошкин.
– Странно все получается… – начал было особист, но услышал, как за окном останавливается машина, приоткрыл занавеску, выглянул и негромко выругался. – Принесла нелегкая…
Кошкин сразу почувствовал, что Островец дорого дал бы за то, чтобы испариться без остатка, исчезнуть, а потому приободрился.
Дверь без стука отворилась, и в кабинет вошел генерал Васьков.
– Разговор есть, подполковник, – мрачно произнес он.
– Мне идти? – поинтересовался Кошкин.
– Свободен, капитан, свободен, – ответил за Островца Васьков и заложил руки за спину.
Когда генерал остался с особистом с глазу на глаз, он спросил:
– Ну, что, вредитель? Ты под кого копаешь?
– Так ведь ЧП в части, товарищ генерал…
– Было бы ЧП, я бы тебе сам об этом сказал. Ты почему личный состав от боевой подготовки отрываешь? Развернул здесь инициативу, офицеров третируешь… Баня – не тот объект, из-за которого боеготовность части может пострадать.
– Товарищ генерал, я…
– Молчать, подполковник, когда старшие по званию говорят. Я все до последнего слова знаю, что ты мне сказать можешь. Мол, у тебя служба такая. Мол, ты на это своим начальством тут и поставлен и проверяешь тех
– Так ведь лодка его.
– А ты об этом меньше думай. Тебя самого в расположении части в это время не было. Ты жену своего водителя-прапора «жарил». О вас уже весь гарнизон говорит. Тебе что, других блядей мало? Дождешься, прапор напьется как-нибудь и пристрелит тебя. Ты этого хочешь, разложенец? Значит, так, подполковник, – Васьков даже не дал Островцу рта раскрыть, – если бы дело только меня касалось, я, может, и по-другому с тобой бы говорил. А ты под Рубинова копаешь. Перспективу твоего усердия могу нарисовать доходчиво и убедительно. Переведут тебя на какую-нибудь точку за Полярным кругом, куда вертолет два раза в год прилетает, а баб только по телевизору показывают. Связей у Анатолия Никодимовича для этого хватит с избытком. Теперь понял?
– Понял, товарищ генерал. Выводы сделаю.
– Ни хера ты не понял. Оставь людей в покое, тебе же работы меньше. Не рви задницу, так ее и на британский флаг порвать недолго.
– Я же и о вашей безопасности пекусь, товарищ генерал, – напомнил Островец.
– Рубинов о нашей с ним безопасности уже побеспокоился. Если тебе что-то странным покажется – лучше у меня спроси, прежде чем самодеятельность проявлять.
– Это вы о тех десантниках, которые сегодня к нам на учения прибыть должны?
– Начинаешь соображать, подполковник, и это обнадеживает, – проговорил Васьков и, не прощаясь, покинул кабинет особиста, тот остался в полной растерянности.
Неуловимый террорист в черной маске, постоянно покушавшийся на жизни генералов и их немецкого гостя, частично достиг своей цели. Рубинов и Васьков уже не рисковали уходить с территории гарнизона, разве что под усиленной охраной. Запрещено это было делать и Ларину. Единственное, что ему удалось выторговать для себя у генерал-лейтенанта, – это право в одиночку перемещаться по территории воинской части. Да и то Рубинов согласился не сразу. Если бы решение зависело от него, он предпочел бы, чтобы менеджер «Дас Хаус» безвылазно сидел в гостевом доме. Однако у Андрея имелся контраргумент – наклевывающийся роман с московской журналисткой. Тут уж генералам, как большим любителям женского пола, пришлось уступить. При этом Рубинов заверил Ларина, что ограничения вскоре будут совсем сняты: террориста в маске обезвредят в течение нескольких дней. А вот каким образом, генерал-лейтенант уточнять не пожелал.
Водитель Васькова по заданию Ларина сгонял в город и привез огромный букет роз. С ним Андрей и отправился на прогулку по воинской части. Смотрелся он, конечно, диковато, но оправдание для этого имелось. Что поделаешь, немец со своими заморочками… С Машей он созвонился в открытую, хотя и подозревал, что его телефон прослушивается по заданию Рубинова. Поэтому разговор состоялся абсолютно безобидный. Ларин напомнил журналистке о ее обещании как-нибудь встретиться и после недолгих фальшивых уговоров вырвал-таки у нее согласие на свидание.