Утро генеральской казни
Шрифт:
– Так надо, – уклонился от прямого ответа Андрей.
– Никому-никому? – еще сильнее удивилась Эльвира.
– Во всяком случае, пока.
– Я не знаю, правильно ли поступаю…
Ларин махнул ладонью на прощание и, пригнувшись, побежал вдоль ряда припаркованных машин.
Прапорщик сел за руль грузовика, бросил пачку сигарет с зажигалкой на приборную панель, сладко потянулся и пробормотал:
– Вот же черт. Не выспался я сегодня, – после чего запустил двигатель и, аккуратно лавируя между припаркованных легковых машин,
Двигатель работал ровно. Грузовик катил плавно. Свежий ветер врывался в окно машины. Дым сигареты тонкой струйкой вылетал из кабины. Прапорщик жмурился на солнце, крутил, подруливая, баранку, то и дело посматривал в зеркальце заднего вида – не сдвинулся ли груз в кузове.
Усатый прапорщик избегал центральных проездов: вел машину неприглядными задворками – там, где поменьше людей.
– А ведь можно и срезать, – усмехнулся он, сворачивая с асфальта. – Там вообще никого. – Снял трубку старомодной рации и проговорил в микрофон: – Браслет-1, я Браслет-2, все в порядке, груз забрал…
Впереди расстилалось поле, на котором были оборудованы учебные площадки для военнослужащих инженерной роты: условное минное поле, кирпичная коробка здания, где отрабатывали приемы минирования, странновато выглядел и деревянный мост, собранный на сваях чуть повыше травы. Грузовик неторопливо ехал, приминая широкими протекторами некошеную траву. В перспективе на самом краю огороженной колючкой территории виднелись несколько боксов для техники, а рядом с ними и «УАЗ» с укрепленным на платформе пулеметом.
Прапорщик сквозь гул мотора услышал странный звук – у него за спиной треснуло и осыпалось стекло небольшого окошечка, предназначенного для того, чтобы видеть, что творится в кузове. Он хотел обернуться, но не успел. Наброшенная удавка уже впилась в его шею. Чьи-то сильные руки затянули ее. Прапорщик хрипел, пытался подцепить пальцами прочную шелковую тесьму, врезавшуюся в кожу, но только ломал ногти.
– Не дергайся, придурок, – услышал он голос уверенного в себе мужчины.
А затем краем глаза прапорщик увидел, как рука советчика проникла в кабину и вытащила пистолет из его кобуры. После чего давление удавки немного ослабло. Воздух хрипло ворвался в заждавшиеся кислорода легкие прапора-спецназовца.
– А теперь, если жить хочешь, ответишь на несколько вопросов. И каждый неверный ответ я буду оценивать вот так, – удавка вновь натянулась…
В кирпичном боксе было прохладно, темновато и пыльно. Лучи солнца пробивались сквозь щели в дощатых воротах. Под бетонными балками перекрытий ютились ласточкины гнезда. Птицам не было дела до того, что творится внизу. Они впархивали в гулкое пространство заброшенных боксов, черными крестиками нарезали круги, исчезали в гнездах, потом вновь появлялись, чтобы опять исчезнуть.
Маша сидела на высоком дощатом ящике из-под боеприпасов. Пока с ней обходились довольно прилично. Во всяком случае, не били, хотя угрозы
Капитан Максимов в черной маске расхаживал по бетонному полу, заложив руки за спину. Его зычный командный голос эхом раздавался в помещении, лишенном мебели.
– …Итак, девонька, у меня есть к тебе всего несколько вопросов. Но ты почему-то упорно не хочешь отвечать. Кто послал тебя шпионить за генералами Рубиновым и Васьковым?
– Ни за кем я не шпионила.
Маша уже довольно долго наблюдала за капитаном, чтобы понять, кто он такой. Длинные волосы, стянутые на затылке в хвост, маска хоть и маскировала их, но они все-таки угадывались. Правда, о своем открытии Шарапова пока помалкивала, резонно решив, что всему придет свое время.
– Ты бездарно теряешь свое время и тратишь мое, – произнес Максимов. – Несколько файлов из той папки уже удалось открыть. Это запись частного разговора генералов Рубинова, Васькова и немецкого менеджера по строительству. А теперь рассказывай, как и по чьему приказу ты устанавливала «жучки»?
– Какие «жучки»? – пожала плечами Маша. – Полный бред. Вы мне хоть покажите эти ваши «жучки».
– Странное дело, – прищурился Максимов и призвал в свидетели Митягина. – «Жучков»-то и не оказалось в помещении. А их хорошие специалисты искали. У меня такое впечатление по качеству записи, будто ты человек-невидимка и с ними троими за одним столом сидела.
– Бред какой-то… А происхождение файлов объяснить могу. Мне их какой-то человек в такой же маске, как вы носите, передал. Можете верить, а можете нет. Но я правду говорю. Передал мне вместе с бумагами, которыми вы мне совсем недавно в нос тыкали. Не знаю, откуда это у него взялось.
– У меня от ее трескотни уже голова кругом идет, – пожаловался командиру старлей. – Сперва вазой хрустальной огрела, потом ногой в яйца, стеллаж на меня перевернула и компьютер о голову разбила… А теперь вот трещит без умолку. И пользы от ее слов – ноль. Не слишком ли много для одной хрупкой женщины? Дай-ка я с ней серьезно поговорю.
– Бить бабу – последнее дело, – произнес Максимов, – но, кажется, придется. Ты нас сама вынуждаешь. Или, может, вначале трахнем ее для разнообразия? Еще и ребят позовем. Ты же этого не хочешь, красотка? Мы для тебя грязные и вонючие уроды – кажется, ты так выразилась…
– Только подойди – чего-нибудь да недосчитаешься, – сузила глаза Маша.
– И подойду, – оскалился Митягин. – И твоя болтовня мне надоела, и маска эта трикотажная чертова – башка вся чешется.
– Мыться чаще надо, животное, – тут же отозвалась Шарапова.
Митягин не выдержал, выхватил пистолет и ткнул ствол Маше в затылок.
– Я тебе сейчас мозги вышибу, если не скажешь, кто тебя прислал.
– Всю информацию, о которой вы говорите, мне человек в черной маске отдал. Кто он такой, я не знаю. Кажется, он и вас интересует. Ствол-то убери, щекотно…