Утро кровавого праздника
Шрифт:
– Только и всего?
– Мы решились только на это. Мы совершенно не хотели проливать кровь. Но при этом мы решили, что добьемся цели даже если придется убить его. Вы услышали достаточно много?
– Я не услышал достаточно много, хотя могу угадать остальную часть рассказа.
– Вы прекрасно можете ее угадать, зная предисловие. Он повернул на одинокую тропинку, которая нам очень подходила. О лучшем месте для нападения нельзя было и мечтать.
Там с обеих сторон были высокие деревья, а между ними шло зеленое ограждение. Мы знали, что эта тропинка ведет к пригородной деревне, в которую он, несомненно,
Мармадюк Баннерворт сказал: «Это дело нужно сделать сейчас иначе мы его не совершим никогда. С ним может справиться и один человек. Кто это будет: я или ты?»
«Мне все равно, – ответил я, – но если покажемся мы оба, то вероятность того, что он не будет сопротивляться будет выше.»
Он согласился и мы поспешили вперед. Он услышал шаги, преследующих его и ускорил шаг. Я бегал очень хорошо, поэтому обогнал его. Затем я повернулся и встал перед ним, перекрыв ему путь.
Тропинка была узкой, обернувшись назад он увидел Мармадюка Баннерворта. Он был окружен двумя врагами. Влево и вправо двинуться он не мог, там был кустарник, росший среди деревьев.
С поразительной смелостью, которая привела его к неприятностям, он потребовал у нас объяснить, что нам нужно. Затем заявил, что хочет пройти, и чтобы мы дали ему дорогу.
Диалог был коротким. Я, будучи ближе к нему, сказал.
«Ваши деньги, – сказал я, – ваш выигрыш за игровым столом. Мы не можем его потерять и мы его не потеряем.»
В ответ он моментально вытащил пистолет из кармана и, направив его в мою голову, выстрелил в меня. Возможно, если бы я двинулся, я бы погиб. Но пуля всего лишь поцарапала мою щеку, оставив шрам. Это и есть тот самый рубец который виден до сих пор. Я был ошеломлен и думал, что я мертв. Я позвал Мармадюка Баннерворта, он подбежал вперед. Я не знал, что он был вооружен и имел возможность совершить то, что он совершил. Раздался стон, последовала короткая борьба и удачный игрок упал на зеленый газон, залитый его кровью.
– Значит, это и был отец той, кого я обожаю?
– Он самый. Вы шокированы родственной связью такой красоты и интеллекта с полуночным убийцей? Ваша философия столь жалка, что вы думаете, что прекрасная дочь должна страдать за преступление своего отца?
– Нет, нет, это совсем не так. Не подумайте, я ни на мгновение не думал о таких вещах. Я просто подумал, как мне придется рассказывать такому мягкому человеку о том, что совершил ее отец.
– Поступайте как знаете. Преступление было совершено. Было достаточно светло и мы видели черты лица умирающего человека. Он смотрел на нас жутким и ужасным взглядом. Казалось, что его глаза, которые были обращены к небу, просили Небеса отомстить за то, что было сделано. Много дней, во все времена года я вижу их, они преследуют меня всюду и радуются бедам, которые сваливаются на мою голову. Думаю, что вижу их и сейчас.
– В самом деле?
– Да, смотри, смотри как они глядят на меня этим фиксированным и страшным взглядом, эти зрачки застреленного, вот они, вот, о! Спасите меня от этих визитов. Это слишком ужасно. Я не могу больше этого вынести. Почему ты все еще смотришь на меня, страшный гость? Ты знаешь, что не моя рука совершила то дело, заставив тебя лечь в могилу. Ты знаешь, что не мне ты должен мстить за твою смерть!
– Варни, вы смотрите в пустоту, –
– Нет, нет. Это для тебя все это пустота, но для меня здесь присутствуют ужасные формы.
– Успокойтесь. Вы уже признались мне во многом. Прошу вас, не продолжайте свой рассказ. В моем мозгу уже нет места для страшных размышлений, которые мучают меня.
Несколько минут Варни молчал, затем он вытер с бровей капли пота, которые собрались там, и сделал глубокий вдох.
– Говорите со мной, – сказал Чарльз, – ничего не спасет вас от ужасных воспоминаний лучше признания во всем тому, кто не будет осуждать вас, потому что вам не в чем раскаиваться.
– Чарльз Голланд, – сказал Варни, – я зашел уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад, слишком далеко, я знаю, я прекрасно понимаю, в какой я опасности. Вы уже знаете так много, что вам нужно узнать и еще кое-что.
– Тогда продолжайте, Варни, я выслушаю вас.
– Не знаю, смогу ли я говорить в таком состоянии. Я чувствую, себя невыносимо от того, что мне придется сейчас рассказать, а вам все это будет невыносимо тяжело слушать.
– Я уверен, Варни, и это выдает ваша речь, что вы можете рассказать о чем-то еще, кроме факта убийства этого игрока Мармадюком Баннервортом.
– Вы правы, это так. Смерть этого человека не привела бы меня в такое состояние. С судьбой этого человека связан один секрет, который я боюсь рассказывать, секрет настолько ужасный, что его даже страшно прошептать ветру, хотя я не делал этого. Нет, нет, я не стрелял, нет, нет!
– Варни, меня поражает та боль, с которой вы провозглашаете свою невиновность. Никто вас не осуждает, и если бы я не был впечатлен убедительностью вашей речи, то ваши старания оправдать себя я бы воспринял с подозрением.
– Я могу понять вас, Чарльз Голланд. Я прекрасно понимаю вас. Я не обвиняю вас за это. Это абсолютно естественно. Но когда вы узнаете все, вы поймете, почему я стараюсь найти любые доводы, чтобы чувствовать себя невиновным.
– Возможно так. Пока я ничего не знаю, я не могу ничего сказать. Но что же было такого в характере этого игрока, что заставило вас так переживать о его смерти?
– Ничего, в его характере не было ничего. Он был плохим человеком. Он не был одним из тех свободных и открытых людей, которые совершают преступления по невнимательности, одним из тех, кого мы, вероятно, больше жалеем, чем осуждаем. Его поведение нельзя было оправдать ничем. Он был настолько грешным и злым, что общество только выиграло от его смерти. Ни один человек не мог сказать, что потерял друга.
– Но тем не менее обстоятельства, связанные с его смертью почти довели вас до отчаяния.
– Вы правы. Такой эффект вызвала одна простая мысль.
– Вы возбудили все мое любопытство. Я очень хочу узнать причину такого вашего состояния.
Варни молча ходил по комнате в течение нескольких минут. Казалось, что он сильно переживал, наконец он повернулся к Чарльзу Голланду и заговорил, на его лице были следы глубокого переживания.
– Я уже сказал, молодой человек, что расскажу вам обо всем. Я сказал вам, что я открою много тайн, и позволю вам понять то, что нельзя было понять из рассказов доктора Чиллингворта и человека, который был публичным палачом и который так долго преследовал меня.