Утро начинается с меня

Жданов Иван

— Андрей, — обратился я к Попову, которому было не до меня: он пытал Шмака вопросами, с кого будем начинать казнь, — Андрей, у меня есть к тебе.

— Тём, что случилось? Давай чуть позже? Ты же видишь, какой беспредел у нас здесь царит! Не мешай мне, брат. Или? — он с удивлённым лицом развернулся в мою сторону. — О чём ты хочешь спросить меня?

— Андрей, я знаю эту девушку. Ту, что со светлыми волосами. Умоляю, не надо её убивать.

— Кого? Эту шлюху? Ты хоть знаешь, что она трахалась не только со своим муженьком, но и с его папочкой, и с братиком? Она попала в эту

команду только потому, что ей нужны бабки — и только бабки! Ты, парень, очнись! Откуда ты её знаешь? Подруга детства?

— Просто прошу. Какой бы она ни была. Не трогай её, пожалуйста… Пусть живёт.

— Любовь твоя что ли? Вон у тебя невеста сидит из-под скамейки выглядывает. Ой, не гневи меня, парень. Ты пожалел этих евреев, потому что твоя мать тоже еврейка? — это уже было невыносимо, но я сдержался и тем же спокойным тоном продолжил:

— Это первая женщина в моей жизни, которая научила меня любить. И какой бы сукой она для тебя ни была, просто не трогай её, она же тебе ничего плохого не сделала.

— Она — мать внуков вот этого пидрилы, который только что чуть не убил моего сына! Ты что, перестал соображать?

Вот тут я почувствовал, каким нужно быть человеком, чтобы не испытывать страха перед взбешённым Поповым. В гневе он становился безумным демоном, одержимым только одной идеей и готовым смести со своего пути всё и всех. Но и во мне начала подниматься волна решительности:

— Если скажешь, я сам прикончу этого козла. Мы оба знаем, какая он сыкливая тварь. Но её не трогай — просто не трогай! Перебей хоть всех в этой комнате, только не её, иначе из моей жизни исчезнет смысл. Может, тебе это трудно понять, ведь ты же мстишь всем, кто обидел и предал тебя. Ты живёшь по принципу «Кровь за кровь», «Глаз за глаз», а я хочу «отомстить» ей за предательство иным способом — я хочу спасти её! И тогда я спасу не только её, но и спасу любовь в себе.

— Ой, ой, ой, — перебил меня Попов. — Получается, что я — насквозь ветхозаветный, а ты у нас — образец христианской любви. Ну-ну, что ещё расскажешь?

— Эта история длится со мной более десяти лет. Я, в самом деле, люблю её и от незнания того, где она, что с ней происходит, с кем она живёт, чем дышит, мне всё время грустно и одиноко. Но я каждый день знал, что она жива, и это давало какое-то направление каждому моему утру, каждому дню. Получается, что я сегодня оказался здесь, чтобы встретиться с ней. Если же она умрёт на моих глазах, я перестану понимать, зачем я вообще существую.

Самым внимательным слушателем моего признания оказалась Анна. Прижимая к себе раненого сына, она попеременно смотрела то на меня, то на Андрея, но Попов думал о своём и не услышал этот немой вопль своей супруги.

— Фу, Артём, да ты — вонючий и плаксивый романтик!.. Не стыдно тебе перед Элиной такие вещи вытворять? Я же вас только что поженил!

— Эля знает мою историю. Она знает, почему мы до сих пор не были вместе. Вся проблема в моей голове, которая не может отпустить эту, — я указал на свою роковую блондинку, — эту девушку, которая мне по-прежнему дорога.

Анна не выдержала и обратилась к мужу: «Андрей.»

— Так, стоп! —

резко оборвал всех Попов. — Я сделаю так, как вы просите. Но ты, Артём, знай: всю остальную родню Шмака я замочу, а этой, своей знакомой… можешь прямо сейчас рассказать, как ей повезло. Повезло — что однажды встретила тебя, такого верного… Прям, как в песне у Веры Брежневой: «Любовь спасёт мир»…

17:31 Привет, прошлое!

Я взял компьютер и сел на подоконник. Меня разрывало от волнения в поисках первых слов, которые я мог бы ей сказать. Человек Попова — на той стороне связи — поднёс к ней свой ноутбук, и она увидела меня.

— Привет! Классная кухня у тебя! — начал я теми же словами, которые когда-то написал ей в «личку», комментируя фотографию на аватаре.

— Тёма? Ты?

— Я…

Мы ничего не могли сказать друг другу. Просто смотрели глаза в глаза, и каждый думал о своём. Я же не мог предположить, что она тоже помнит тот первый день, что мы провели в её подъезде, бесконечно целуясь…

— Куда ты исчез? Я тебя искала, — начала она мне врать, и я знал, что это ложь. Она заплакала. — Тёма, мне сейчас так плохо. Где ты?

— Плохо искала: я практически ничего не изменил в своей жизни, разве что теперь мои статьи печатает почти каждый журнал, и сегодня про меня знают двести миллионов человек — и всё благодаря Андрею Попову. Я знал, что у тебя всё хорошо. Ты же наверняка знала, что я думал о тебе каждый день.

— Я тоже о тебе думала… Прости меня, я тогда была не права, я никак не могла набраться сил, чтобы поверить в тебя. Ты простишь меня?

— Знаешь, сейчас произойдёт нечто ужасное, — перебил её я. — Сейчас людей, которые тебя окружают, убьют… всех убьют — из-за того, что твой муж и его родственники натворили очень много плохих дел для России. Все ваши счета уже обнулены, в том числе и твой. Я попросил Андрея об одном — чтобы он тебя не убивал. Он согласился. Буду рад тебя увидеть живой и невредимой. Ты ничуть не изменилась, всё такая же красивая.

— Ты уже уходишь?

— Да, мне пора, ведь я сейчас в самом центре событий. Спасибо, что была со мной.

— Я до сих пор твоя…

«Господи, неужели она вообще не может обойтись без лжи и обмана?», — я резко отставил компьютер в сторону, прослезился, вдохнул побольше воздуха в лёгкие и жестом головы дал понять Андрею, что закончил общение со своим прошлым.

17:37 Доктор

Резко распахнулась дверь, и в зал вошёл запыхавшийся человек:

— Я врач-терапевт, Анисимов Иван Иванович. Мне сообщили, что здесь есть раненые, — он несколько раз оглянулся, чтобы понять, к кому обращена его фраза. Попов сделал к доктору шаг навстречу и неожиданно заорал:

— Доктор? Вашу мать! Где вы были раньше? Почему опаздываем?

— Там тоже очень много раненых… и убитых. Врачей не хватает. К тому же на меня навесили «жучков», так что они нас слышат. Вот я и задержался. Прошу прощения. Где раненые?

Попов почему-то не спешил передать доктору своего сына. Он приблизился к Ивану Ивановичу и задал ещё один вопрос: