Утро в Нормандии
Шрифт:
– Мама! Мама, что происходит? Я ничего не понимаю.
Мари гладила его голову и скорбно смотрела в пол.
– Не знаю, сынок, правда не знаю… Может быть, какая-то случайность, хотя… Не знаю.
– Мама, я ведь так долго ее добивался! Я так ее люблю! Бог ты мой, как же я ее люблю…
– Но ведь самое главное она сделала, – вдруг сказала мама, – она приехала за тобой. А для этого ей понадобилось много мужества.
– Может, это был просто каприз…
– Нет, такими словами не кидаются, Бернар.
– Какими? Откуда ты знаешь, какие слова она говорила? – Бернар произнес это тихо, скорее самому себе.
– А она мне уже все рассказала.
– Что рассказала?
– Что любит тебя.
Лицо Бернара стало белее мела.
– Что?
– Ты же не будешь с этим спорить.
– Она сказала об этом тебе?
– А тебе что – нет?.. Сын! – Мама опустилась на стул возле него, сжав его руку. – Да у нее же все на личике было написано! Как же ты не разглядел? Да у нее в глазах всякий раз стояли слезы, когда она смотрела в твою сторону.
У Бернара у самого готовы были выступить слезы.
– Ничего не понимаю. Она сказала тебе…
– Она сказала: «Я приехала сюда потому, что люблю вашего сына».
Бернар встал, чуть не опрокинув кресло.
– Кейт… Значит, все-таки… Мама, мне надо ехать.
– Не оставляй ее больше ни на минуту. – И, улыбнувшись, добавила: – Пока она не станет твоей женой.
Бернар не слышал этих слов, он уже заводил машину. Для него не существовало никаких вариантов: он ехал в Париж. На студии как-нибудь разберутся. В конце концов, у него хорошая команда профессионалов, а он, как владелец, все уже сделал, обойдутся и без него. Вопрос в том, разыщет ли он ее в Париже. Разумеется, она будет скрываться от него.
– Кейт… Кейт, ну что же ты делаешь со мной?
Кейт сидела в вагоне-ресторане и курила какую-то крепкую, но очень вонючую сигарету, которую официант предложил взамен вишневого табака. Ничего, скоро она доберется до своего мешочка, до своей машинки, которая ловко скручивала симпатичные сигареты… Кейт с отвращением затянулась. Итак, он обсуждал ее персону со своей бывшей любовницей. Да и можно ли назвать ее бывшей? Алиса и не таких переживала, как она сама утверждает. И всегда Бернар возвращался к ней. Кейт подавила в себе удушающий приступ рыданий, когда представила, как сильно она сама любила бы его, проведя с ним столько лет, как Алиса. Наверное, с каждым годом – еще сильней… Нет, лучше не плакать.
Итак, он обсуждал ее саму, ее проблемы и даже Жана. Даже эту душевную боль, которую Кейт едва успела открыть Бернару. А успела ли? Не важно, главное, Алиса все прекрасно знает и смеется над ней. Да и вместе они, наверное, смеялись. А может быть, все эти признания в любви – тоже розыгрыш? Смешной и забавный. Нет, Бернар не шутил… Кейт снова вспомнились их прогулки под серым зимним небом. Вот тогда что-то появилось и в ней тоже. Что-то смутно зародилось, и она еще яростней стала отталкивать его любовь. Почему? Боялась еще одной боли. Еще одного разочарования. Вот оно и случилось! Не нужно было торопиться и раскрывать свою душу этим людям: Алиса все равно приехала бы рано или поздно. И Мари тоже хороша… А ведь она первая услышала, что Кейт любит Бернара. Кейт даже себе самой раньше в этом не признавалась. Истина открылась ей только под проникновенным взглядом Мари.
…Приехав в Париж, она бросилась в свою квартиру. Вещи надо собрать и прямо
Кейт нашла две большие дорожные сумки, покидала в одну – немногочисленную одежду, в другую – учебники, сувениры, в общем, всякую чушь, которую на полках обычно не заметно, а стоит собрать ее в кучу – занимает много места, бьется, да еще и вдобавок оказывается совершенно неподъемной. Багаж вообще-то следует упаковать, иначе она все переколет еще до аэропорта, а уж в самолете и подавно от этих штучек ничего не оставят. Но заниматься этим некогда, с минуты на минуту приедет Бернар, а она не хочет с ним объясняться. Она хочет все и всех забыть. И Париж забыть навсегда… Куда же ей пойти? Пожалуй… Пожалуй, бабушка и дедушка – вот единственное спасительное место, где она сможет как следует собраться в дорогу. Кейт навсегда распрощалась с хозяйкой квартиры, жившей по соседству, и вместе с таксистом вытащила вещи из дома.
Она даже не успела придумать более-менее удобоваримый сценарий и причину своего бегства. Что им говорить? Позвонив в дверь и увидев на пороге бабушку, Кейт почувствовала, что помимо ее воли слезы полились из глаз.
– Бабушка! – Кейт обняла ее и спрятала лицо на плече, но поздно: та уже что-то поняла. – Можно, я оставлю у вас вещи на пару часов? Я съехала с квартиры.
– Проходи, оставляй на сколько хочешь. Что с тобой, Кейт? Ты же не плачешь никогда?
– Ничего… Это аллергия на цветы. Весна… Да, бабуля, я улетаю в Техас.
– А как же учеба?
– Я ухожу. Я решила забрать документы.
Глаза у той округлились. Ну вот, не хватало сейчас выслушивать дешевые нравоучения.
– Бабушка! Это не обсуждается!
– Хорошо-хорошо. Если ты решила… – Бабушка исподтишка хитро смотрела на Кейт. Потом тяжко вздохнула. – Кстати, ты очень удачно зашла. Только что звонил твой папа. У них там… Ох, ну ты лучше сама позвони.
– Что у них там? – Кейт не на шутку испугалась. Беда не приходит одна, теперь и дома все не слава богу.
– Нет-нет, – театрально замахала руками бабуля, – звони сама.
Она дрожащими руками набрала свой номер.
– Алло, папа? Что случилось?
– В каком смысле?
– У вас что-то произошло?
– С чего ты взяла? – От родного голоса и оттого, что все так плохо, Кейт расслабилась и тихо застонала в трубку.
– Кейт, кто тебя напугал? Почему ты… Кейт! Да ты никак плачешь?!
– Ыыы! Папа, я возвращаюсь к вам! Навсегда-а! Я… забираю документы из Сорбонны, увольняюсь, к черту, с радио!
Тишина в трубке заставила Кейт немного успокоиться.
– Алло, папа, ты меня слышишь?
– Это из-за мерзавца Жана?
– Нет!!!
– Кейт, при чем тут учеба? Существует такое разумное решение: подожди годик, отдохни, возьми академический отпуск…
– Я не вернусь больше в Париж!
– Если ты уйдешь сейчас, у тебя не будет выбора.
– Я уже все выбрала!
– Подумай, ведь они не доплатят тебе стипендию за целых три месяца!
– Ну и черт с ней! Я и зарплату забрать не успею!