Утверждение правды
Шрифт:
– В будущем, когда Господь или его оппонент, что верней всего, приберет к рукам мою сильно попорченную душу, докладывать о своих подвигах на инквизиторском поприще будешь Хоффмайеру как ректору и духовнику, и – ему.
– Любопытно, – отметил Курт неопределенно, разглядывая парня теперь не скрываясь, в упор. – Я не карьерист, однако не могу не спросить – а мне что же, никакого поощрения за верную службу не светит? Все вокруг меня хватают повышения, и лишь я один остаюсь неоцененным.
– «Особых полномочий» и первого ранга тебе мало?
– Великого бы.
– Заслужишь – будет, – отозвался
– Господи. Надеюсь, я до этого счастливого для всей Германии дня не доживу. Не люблю смотреть на людские страдания.
– Это несправедливо и немилосердно, – буркнул Курт, наградив помощника очередным тычком в бок. – У меня отобрали единственного, кем мне можно было покомандовать, и поставили надо мною же…
– Пиши запрос; любой выпускник или даже действующий служитель с превеликой радостью пойдет к тебе в помощники.
– И со слезами запросится назад через неделю, – договорил Бруно тихо.
– А теперь, – недовольно продолжил Курт, – меня еще и определили в подчинение какому-то юнцу, которого я даже не знаю. Решили пристроить племянничка, Ваше Высокопреосвященство?
– Привыкай, – посоветовал кардинал с усмешкой, перехватив взгляд своего подопечного. – Тебе его терпеть всю оставшуюся жизнь… Нет, Гессе, пристроить я решил вовсе не племянника, не внука и не правнука, а всего лишь сына моего крестника.
– Ага, – удовлетворенно отметил Курт. – Старый добрый непотизм. Что б мы без него делали? Погрязли бы в честном распределении должностей, а это такая скука… Ну что ж, – посерьезнел он, заметив, что за все время этого не очень учтивого разговора на лице юного итальянца не проступило ни тени обиды или раздражения. – В таком случае, полагаю, вам следовало бы нас познакомить.
– Ну, вы оба в представлении не нуждаетесь, – тоже убрав свою кривую улыбку, кивнул кардинал. – А уж ему-то тем паче о вашей парочке известно все. Вам же представляю: Антонио Висконти.
– Висконти… – повторил Курт спустя миг молчания, вновь окинув парня пристальным взглядом. – Не сказал бы, что я особенно силен в познаниях, касающихся политических пертурбаций и генеалогии, однако же события двухлетней давности оставили это имя на слуху даже у тех, кто не интересуется политикой вовсе. А потому хочу уточнить у вас как у знатока родных пенатов: и много народу с фамилией Висконти можно сыскать в Италии?
– Говорят, где-то в Сардинии затерялись обломки пизанской семьи, однако с уверенностью утверждать не стану, – просто отозвался Сфорца. – Но, думаю, нет необходимости констатировать тот факт, что вопрос твой был риторическим.
– Джан Галеаццо Висконти, – уточнил Курт, обращаясь к до сего момента молчавшему парню. – Миланский правитель, два года назад получивший от Императора звание ландсфогта Северной и Средней Италии, вызвав сим фактом панику при Святом Престоле, если я ничего не позабыл и не напутал… Родня?
– Он является моим отцом, – спокойно кивнул Висконти-младший, не отведя взгляда, и Бруно, то ли не сдержавшись, то ли не сочтя это необходимым, переспросил с нескрываемым удивлением:
– Вы крестный отец миланского правителя, Ваше Высокопреосвященство? Как вы ухитрились?
– Ведь я не всю свою жизнь провел в этой…
– Я не знаток генеалогии миланских родов, – продолжил Курт, по-прежнему обращаясь к своему потенциальному начальству, – однако простого любопытства ради или, лучше сказать, как-то случайно некогда навел кое-какие справки; и кто бы знал, где эти сведения пригодятся… Джан Галеаццо Висконти имеет двух сыновей, одному из которых на сей день должно быть около девяти лет, а другому пять.
– Юридически говоря, четыре, – поправил Висконти-младший, не дрогнув ни единым мускулом лица. – Исполнится пять в этом сентябре. Мне двадцать два, и я, разумеется, не могу быть ни тем, ни другим из законных сыновей. Однако, полагаю, всем и без моих пояснений известен тот непреложный факт, что для произведения потомства узы брака не являются необходимым условием.
– Так стало быть – папенька предпочел сплавить стороннее дитя с глаз долой?
– Можно сказать и так, – согласился Висконти по-прежнему невозмутимо. – А можно иначе: поддавшись советам друга семьи, в свое время принял решение направить отпрыска по стезе духовного служения, в каковое на сегодняшний день входят грядущая должность папского нунция в Германии и состоявшийся кардинальский чин. Но я не жду, что вы станете обращаться ко мне «Ваше Высокопреосвященство».
– Он шутит, – уточнил Бруно недоверчиво, обращаясь к Сфорце; кардинал лишь криво усмехнулся, и Курт продолжил в прежнем тоне:
– И сколько было заплачено, чтобы это юное дарование возвели в такой чин?
– Немало, Гессе, – согласился Сфорца с сожалеющим вздохом. – Такой товар всегда стоил недешево; хотя, надо сказать, со времен моей молодости цены вздули просто до неприличия… Однако тебе ли поддаваться скепсису на основании малости лет? Замечу, что ты, будучи в его возрасте, раскрутил заговор государственного размаха.
– И едва не развязал войну, – докончил он хмуро. – А вы всерьез полагаете, Ваши Высокопреосвященства, что юноше под силу управиться с такой нешуточной должностью надлежащим образом?.. Ты понимаешь, Висконти, что ежедневной твоей обязанностью все-таки будет не представительство, а общение с наглым и неуправляемым сбродом?
– Я уже это заметил, – с предельной любезностью согласился тот.
– За словом в суму не лезешь, – одобрительно отметил Курт. – Не заклюют. А как с остальным? Со здешней публикой слов порою бывает недостаточно. Когда однажды я позволил себе нелестно высказаться о его матушке, Сфорца едва не переломал мне руки, и подобные приятные воспоминания остались не только в моей памяти. Не сложилось бы так, что одного из курсантов отправят на помост за убийство папского diplomat’а. Да и просто конфликт, вышедший за рамки, – здесь это не шутки; малейшая слабина, один-единственный прокол способны на все оставшиеся годы сделать из тебя посмешище. А при этом, как ты сам должен понимать, все твое руководительство завянет в зародыше и станет de facto попросту невозможным.