Увечный бог. Том 2
Шрифт:
Он кивнул.
– Эти дети.
Глава восемнадцатая
Он почувствовал толчок, будто корабль качнуло на волне. За первым толчком последовал второй. Вспомнились пьянки, когда ты лежишь под столом, а тебя пихают сапогами под ребра. После третьего толчка, более сильного и нетерпеливо-раздраженного, он захотел выругаться, но губы отчего-то слиплись, поэтому из них вырвался только нечленораздельный стон.
Он решил, что, наверное, стоит открыть глаза.
Разлепить склеенные веки тоже оказалось непросто. Глаза сильно жгло, пока он пытался проморгаться. В полумраке над ним нависал расплывчатый силуэт. Пахло гнилью. Во рту ощущалась застарелая кровь. И какая-то горечь. Вкус поражения.
– Поднимайся.
Рядом присела еще одна фигура. На щеку легла мягкая рука, но, коснувшись жесткой щетины, отдернулась. А затем опустилась снова, да с такой силой, что голову развернуло набок.
– У нас мало времени, – послышался женский голос. – Дверь открыта. Это могут учуять.
– Яд выветрился, и уже давно, – произнес первый. – Он слишком долго пролежал без движения.
– Страж должен был…
– Бродит по каким-нибудь Путям, думаю. К счастью для нас.
– Поможешь ему подняться?
Он почувствовал, как его подхватывают под плечи и отрывают от пола. Поясницу и ноги пронзила резкая боль. Он не помнил, чтобы ему когда-либо было так тяжело держать свой собственный вес.
– Да стой ты уже. Я тебя долго не удержу.
– А мне, как думаешь, каково было? – спросила
Он крякнул от боли в ногах и пошатнулся…
– Сделай шаг назад, вот так. Обопрись на стену. Теперь посмотри на меня, дурень. Посмотри хорошенько. Узнаешь?
Было темно, но лицо мужчины он разглядел. Всмотревшись ему в глаза, он нахмурился.
– Как меня зовут? – чеканя слова, спросил мужчина.
Он собрал всю слюну, что была во рту, и, работая языком, разлепил губы.
– Я тебя узнаю, – выдавил он из себя. – Тебя зовут… Пятно.
– Пятно? – Мужчина повернулся к женщине. – Он говорит, что меня зовут Пятно.
– Мне его еще раз ударить?
– А ты – Клякса, – произнес он, невинно моргая. – Пятно и Клякса. Да-да, напоили меня, обчистили. Надо бы вас обоих убить. Где мои штаны?
Все еще опираясь на стену, он смерил мужчину и женщину свирепым взглядом. Те отошли на шаг. Они находились в коридоре. Справа – тяжелая деревянная дверь. За ней виднелся заросший двор, откуда веяло прохладой, тянуло гнилью и стоячей водой.
– Штаны на тебе, – медленно произнес мужчина, будто говорил с ребенком.
– Конечно, на мне. Думаешь, я бы не смог сам их надеть? Где мои ножи?
Женщина вполголоса выругалась.
– Он лишился мозгов. У него и до этого их было немного, а теперь нет совсем. Давай бросим его тут. Котильон соврал. Отправил меня сюда, чтоб не путалась под ногами. Зачем, спрашивается?
– Я бы согласился с твоим заключением, если бы не одно «но», – произнес мужчина, складывая руки на груди.
– Какое?
– Пятно и Клякса? Да ублюдок над нами издевается, Минала. И думает, что это смешно. Видишь, как он смотрит? Будто все бури сошлись у него в голове. Вот только Калам никогда не свирепствует и почти никогда не хмурится. Его лицо бесстрастно, это лицо убийцы.
Калам хмыкнул.
– Я издеваюсь, значит? Послушай, маг, если кто издевается, так это ты. Я разломал тот желудь, только ты почему-то не явился. Бросил меня одного против сотни Когтей!
– Вмешались обстоятельства. Да и ты, должен сказать, вышел из той схватки…
– Точнее выполз, – поправила Минала. – Так говорит Престол Тени. Призрачному дохляку пришлось тащить Калама до самых дверей. Не представляю, как он справился.
Быстрый Бен фыркнул.
– Значит, ты не настолько хорош, как привык о себе думать. Вот те на! Посмотри на свои доспехи, на свою одежду – вся в лоскуты. А еще грозный убийца называется! С дюжиной Ласиинских хорьков не справился, а туда же – заявляет, будто бы виноват я!
– Где она теперь? – спросил Калам.
– Кто?
– Ласиин. Я должен с ней поквитаться. Она объявила Тавор вне закона, велела пожертвовать виканцами… А Корболо Дом!.. Я хочу, чтобы этот ублюдок своей башкой пересчитал все ступени от Паяцева замка до сточной канавы. Где мои ножи?
Минала достала перевязь и кинула ему под ноги.
– Я, значит, скачу сюда через тысячу Путей, меня чуть не убивает молнией, а тебе до всего есть дело, кроме жены, Худ бы тебя побрал!