Уведу родного мужа
Шрифт:
— Тсс!.. — Ларка внезапно повернулась ко мне с умоляющим выражением на лице, приложив палец к губам и произнеся это свое «Тсс!» настолько неожиданно, что я вздрогнула и на самом деле умолкла. Я растерялась, потому что такого умоляющего выражения на лице красавицы Ларки за много лет нашей дружбы мне не доводилось видеть ни разу. — Пожалуйста, не так громко, — произнесла она сорвавшимся голосом. — Я тебе все расскажу, все… Я давно хотела, хотя это — тайна. Не моя тайна! Господи, да пойми ты… — На Ларкином лице отразилась настоящая мука. — Я расскажу, ты… ты вынудила меня. Шурочка, если узнает,
Она как-то безнадежно махнула рукой, поднялась, отряхнула тщательно юбку, села обратно и действительно рассказала мне все… Во всяком случае, так я тогда думала.
Глава 12
Фрэд — спаситель
Фрэд оказался пунктуальным, как Биг-Бен, наблюдательным, как шпион, и выдержанным, как дипломат.
В редакции он объявился без одной секунды три, вызвав тщательно скрываемое оживление среди женской половины сотрудников. Проявилось оно у каждой из моих коллег по-разному. Ниночка, слегка приоткрыв рот, вначале уставилась на элегантного Фрэда, приодевшегося в серый костюм. Потом покраснела, как маков цвет, и опустила глазки, немедленно начав суетливо передвигать с места на место бланки объявлений на своем столе.
Любочка Вышинская, напротив, побледнела, потом сняла очки и тут же стала походить на больную крысу. Затем с подчеркнуто рассеянным видом оглядела моего телохранителя с ног до головы, после чего, придав своей физиономии выражение, свойственное (так она, видимо, полагала) рассеянным гениям-интеллектуалам, принялась что-то писать и чиркать на листочке бумаги.
Лариска оказалась из всех дам, как обычно, единственной обладательницей чувства собственного достоинства, а следовательно, и мозгов. Хмуро глянув на Федора Степановича, она с неподдельным безразличием отвела глаза и вернулась к своему нынешнему, прерванному появлением гостя, занятию — мрачному ничегонеделанию.
Спустя секунду дамочек постигло глубокое разочарование, поскольку Фрэд, отвесив общий поклон, прямиком двинулся к моему столу, на ходу интересуясь, готова ли я к обеденному выходу. Я поспешно вскочила и устремилась ему навстречу, проклиная себя за то, что не догадалась назначить своему телохранителю свидание на крыльце, не видном из окон редакции: ясное дело, не успеем мы с Фрэдом добраться до кафе, как мои бедные косточки будут перемыты до синевы — в первую очередь ядовитым Любкиным язычком… А я, между прочим, на этот счет особа весьма чувствительная, причем в самом прямом смысле слова: может быть, кому-нибудь и покажется забавным тот факт, что всякий раз, когда мою персону обсуждают в мое отсутствие, я непременно начинаю икать, но только не мне! Потому что в упомянутых обстоятельствах икота действительно нападает на меня, как бы далеко ни находилась я от сплетниц, неотвратимо и, что самое ужасное, практически неостановимо… А мы, если вы не забыли, направлялись с Фрэдом в кафе! Пообедать!
Что касается наблюдательности моего спутника и его выдержки, проявились они в том, как с первого взгляда он понял, что я плакала. А я действительно плакала в конце нашей с Ларкой доверительной беседы. От обиды, что у любимой подруги оказалась от меня такая серьезная тайна, которую она мне побоялась
Словом, хотя я тщательно напудрилась, подкрасила ресницы и просидела в сквере до тех пор, пока слезы не исчезли целиком и полностью, Фрэд все равно заметил следы. Но заговорил на эту тему уже после того, как я в кафе, давясь и краснея от проклятой икоты, кое-как впихнула в себя гамбургер и стакан сока. Насчет икоты он, надо отдать ему должное, тоже сделал вид, что ничего особенного не происходит, чтобы меня не смутить окончательно. Стоит ли говорить, какой горячей симпатией я прониклась к своему телохранителю за его фантастическую выдержку?
Разговор по существу Фрэд начал, все по тем же дипломатическим принципам, за кофе.
— А теперь, Лизок, рассказывай, что еще у тебя стряслось, — вздохнул он с таким видом, что я сразу поняла: отвертеться от ответа будет непросто.
Я тоже вздохнула и, тихонечко икнув, стала держать паузу.
— Лиза, — повторил Фрэд настойчиво, — ну как ты не понимаешь? Чтобы действительно защитить тебя, я должен знать обо всем, что с тобой происходит…
— Это… ик!.. Не имеет никакого отношения к Вильке… Ик!.. — проговорила я.
— Защищать тебя ты сама попросила меня, — терпеливо пояснил он, — а из этого логично сделать вывод, что только я должен решать, что имеет отношение к моей задаче, а что — нет.
Проклятая логика! Она всегда действовала на меня завораживающе. Не помню, говорила я вам об этом или нет. Даже в университете сей загадочный предмет вызывал во мне священный трепет и подлинное восхищение. А поскольку сдать его осознанно хотя бы на жалкую тройку я была не в состоянии, то все логические задачки вместе с ответами мне приходилось заучивать наизусть.
— Но это не моя тайна, чужая… Ик!.. — сделала я последнюю слабую попытку.
— Лиза, — снова вздохнул Фрэд и посмотрел на меня, как на глупого, упрямого ребенка. — В твоих обстоятельствах, когда речь идет о жизни или смерти, никаких тайн, своих или чужих, от меня быть не должно. — И снова добавил: — Логично?
Чем и сломил меня окончательно.
— Ну ладно… — сдалась я и тут же прекратила икать: должно быть, Любочка Вышинская тоже отправилась на обед и таким образом отвлеклась от моей персоны.
— Помнишь, я тебе рассказывала, как мы с Танькой ездили в Куницыно к… к Александрине?
— …И именно тогда обнаружили за собой двойную слежку, — добавил он.
— Ну да… Ну и про то, что эта Александрина в городе считается чуть ли не единственной настоящей ведьмой, а ее дача оказалась Ларкиной бывшей дачей… Проданной Ларкой… то есть Шурочкой, ее сестрой, еще в пятом классе… Но на самом деле ни черта не проданной, а Александрина, оказывается, и есть эта самая Шурочка. Втайне от университета и преподавания в нем… Теперь ясно, почему ее ни одна клиентка не видела… Боится, что узнают.