Увертюра к смерти
Шрифт:
В конце концов он не выдержал и тоже спустился в кабинет.
Подходя к двери, он слышал громкий голос отца, который, как ему показалось, протестовал против чего-то. Генри открыл дверь и вошёл.
— Вот мой сын, — сказал Джоуслин.
При виде Аллена первой мыслью Генри было, что это какой-то незнакомец, а может быть, даже один из друзей Джоуслина, приехавший с визитом в такое неподходящее время. Он видел перед собой очень высокого, хорошо одетого человека, державшегося с достоинством.
— Это господин Аллен, — представил Джоуслин. — Из Скотленд-Ярда.
— О, — сказал Генри.
Пожимая
8
Альбрехт Дюрер — немецкий живописец и график Возрождения. Мастер портрета, гравюр на библейские сюжеты.
“Вельможа, превратившийся в монаха, — подумал Генри, — но сохранивший некоторые забавные воспоминания”.
Он пытался найти причину этого впечатления, которое даже больше походило на воспоминание. Очертания глаз, разлёт бровей, упрямый лоб — все это он раньше уже видел.
— Генри! — раздался резкий голос отца. Генри осознал, что Аллен уже некоторое время что-то говорит.
— Прошу прощения, — сказал он. — Боюсь, что я не… Очень прошу меня извинить.
— Я только спрашивал, — повторил Аллен, — не могли бы вы нам помочь в этой истории с кольтом. Ваш отец говорит, что он был в этой коробке на прошлой неделе. Нет ли у вас на этот счёт иной информации?
— Пистолет был здесь в пятницу в пять часов пополудни.
— Откуда ты знаешь? — спросил эсквайр.
— Ты едва ли поверишь, — медленно начал Генри, — но я только что вспомнил об этом. Это произошло перед твоим приходом. Мы с Элеонорой были здесь и ждали, когда все соберутся на прогон ролей. Они пришли все вместе или с интервалом две-три минуты. Кто-то — кажется, доктор Темплетт — что-то рассказывал о ночных кражах со взломом в Сомерсете на прошлой неделе. У нас возникла мысль, что взломщики сюда тоже могут прийти. Мисс Кампанула похвасталась, будто у неё на этот случай есть сигнализация, и принялась рассуждать, как бы она себя повела, если бы услышала, что ночью кто-то прокрался в дом. Я рассказал им о твоей военной реликвии, отец, и мы все стали её рассматривать. Миссис Росс заявила, что считает небезопасным так хранить заряженное огнестрельное оружие. Я показал ей, что револьвер поставлен на предохранитель. После этого разговор перешёл на другую тему. Затем пришёл ты и началась репетиция.
— Это ценная информация, — сказал Аллен. — Время сужается до двадцати семи часов. Кольт был на месте вечером в пятницу. Теперь скажите, кто-нибудь из вас ходил в ратушу днём, после полудня?
— Я был на охоте, — сказал Джоуслин, — и вернулся домой как раз к пяти, к началу репетиции. Аллен посмотрел на Генри.
— Я пошёл прогуляться, — сказал Генри. — Вышел из дома примерно в половине третьего —
— Вы далеко ходили?
Генри смотрел прямо перед собой.
— Нет. Я прошёл примерно полдороги до церкви.
— Как долго вы отсутствовали?
— Около двух часов.
— Значит, вы где-то останавливались?
— Да.
— Вы с кем-то разговаривали?
— Я встретил Дину Коупленд. Генри посмотрел на отца.
— Случайно. Мы поболтали. Некоторое время. Затем появилась моя кузина, Элеонора Прентайс. Она возвращалась из церкви. Если это представляет интерес, то я помню, как часы на церкви ударили три раза, когда она подошла к нам. После этого Дина вернулась домой, а я пошёл по тропинке на Клаудифолд. Я вернулся домой по дороге, которая идёт с холма.
— В котором часу вы вернулись?
— К чаю. Примерно в половине пятого.
— Спасибо. Теперь вернёмся к пятнице, к тому времени, когда вся компания собралась здесь и вы показали револьвер. Все ушли вместе?
— Да, — ответил Генри.
— В котором часу?
— Вскоре после шести.
— До того, как все ушли, не было ли момента, когда кто-либо находился в кабинете один?
— Нет. Мы репетировали прямо здесь. Все вышли через французское окно, чтобы не проходить через дом.
— Так. Оно никогда не заперто?
— Днём — да.
— Я запираю его и двери перед тем, как мы идём спать, — сказал Джоуслин, — и закрываю ставни.
— В пятницу вечером вы тоже это сделали, сэр?
— Да. Весь вечер пятницы я провёл здесь. Я читал.
— Один?
— Некоторое время я был здесь, — сказал Генри. — Что-то случилось с одним из штепселей от лампы, и я взялся его чинить. Я начал в кабинете, а затем ушёл в свою комнату. У меня там была отвёртка. Я попробовал позвонить Дине, но наш телефон не работал. На Топ-Лейн ветка повалилась на провода.
— Понятно. Теперь о том, что было вчера. Кто-нибудь приходил к вам?
— Утром зашёл Темплетт одолжить один из моих галстуков-самовязов [9] , — сказал Джоуслин. — Кажется, он хотел надеть его во время представления. Он предложил кузине осмотреть её палец, но она не спустилась из своей комнаты.
— Она боялась, что он скажет ей: нельзя исполнять эту навязшую в зубах “Венецианскую сюиту”, — произнёс Генри. — Кстати, господин Аллен, вы являетесь поклонником таланта Этельберта Невина?
9
Галстук-самовяз завязывается свободным узлом с двумя длинными концами.
— Нет, — ответил Аллен.
— У меня уже оскомина от его произведений, — угрюмо произнёс Генри. — И боюсь, что нам придётся их слушать всю жизнь. Но это не означает, что проклятая прелюдия Рахманинова мне нравится больше. Вы знаете, по какому случаю она была написана?
— Да, думаю, что знаю. Это не…
— По случаю похорон, — продолжал Генри. — Предполагается, что эту музыку слышит похороненный заживо человек. Бум, бум, бум по крышке гроба. Или я не прав?
— Почти правы, — довольно сурово согласился Аллен. — Теперь вернёмся к вопросу о вчерашних посетителях.