Увеселительная прогулка
Шрифт:
— А что ты сказал?
— Я сказал: моя жена сделала нашу дальнейшую совместную жизнь невозможной.
— Какие же ты привел основания?
— Например: она говорила, будто принимает таблетки, а в один прекрасный день выяснилось, что она беременна. Это — обман, вероломство.
— Но это же не основание для развода.
— А я не хотел больше иметь детей.
— И со мной не хочешь?
— С тобой — конечно, хочу.
— По сути дела, ты совершенно прав.
— Ты о чем?
— Эп
— Надо было ему объяснить, что ваш брак еще десять лет назад стал фикцией.
— Как раз это я ему и объяснила.
— Интересно только знать: как?
— И вот его ответ: он уехал.
— Прожженный парень твой Эп.
— Ты чувствуешь себя несчастным?
— Я просто злюсь.
— Но главное все-таки, мы теперь вольны делать, что нам хочется.
— Меня злит, что в душе он может торжествовать.
— Нисколько он не торжествует.
— Я-то знаю, как он меня презирает.
— Но согласись, ведь он не может считать тебя своим другом.
— Ты еще не знаешь, что он мне сказал.
— Нет, не знаю.
— «Если у вас с моей женой совет да любовь — пожалуйста».
— А что он должен был сказать?
— Почему он не боролся за тебя?
— Ах, Тоби, Эп боролся за меня целых семнадцать лет.
— Теперь я наконец понял, что означали его последние слова.
— Какие слова?
— Когда я уходил от него, я протянул ему руку, но он посмотрел на меня, гаденько так улыбнулся и изрек: знаете, врагов себе надо выбирать осмотрительнее, чем друзей.
— Ну да, Тоби, Эп ведь читал больше, чем ты.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Просто он более подкован.
— Выходит, он уложил меня на обе лопатки?
— В известном смысле — да.
— Так. А ты с кем осталась — с ним или со мной?
— Эп больше не старался меня удержать.
Тобиас поднялся и сказал:
— Давай-ка поедем на недельку к морю. У тебя все уложено?
— Я буду готова через десять минут… — ответила Сильвия.
10 сентября, 16 часов 20 минут
КВАРТИРА ПРОКУРОРА ПО ДЕЛАМ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ДОКТОРА ЛУТЦА
— Что сегодня по телевидению? — спросил доктор Лутц у своего младшего сына Петера.
— Откуда я знаю, — ответил Петер. — Я смотреть не собираюсь, пойду в клуб.
— Пойдешь в клуб? — Доктор Лутц опустился на софу.
— Ты против? — спросил Петер.
— Мама недавно рассказала мне, что ты бывал у врача.
— У врача?
— Садись, — сказал Лутц, — мне надо с тобой поговорить, прежде чем ты отправишься в свой клуб. Но сперва принеси мне из кухни пиво.
Петер взял на кухне бутылку пива и стакан и поставил перед
— Мама сказала мне, что ты ходил к психотерапевту.
— Мама преувеличивает, — ответил Петер. — Можно подумать, будто я лечился у психоаналитика.
— Да садись же.
Но Петер не сел.
— Может, у тебя все-таки найдется полчасика для беседы с отцом?
— Чего ты от меня хочешь?
— Значит, ты не лечишься?
— Ну как тебе сказать?.. Я участвую в сеансах массовой психотерапии. Каждый четверг вечером в большом зале дома профсоюзов собирается от восьмидесяти до ста человек, они обсуждают свои житейские проблемы, свои конфликты с окружающим миром. Доктор Финкельштейн при этом присутствует, он внимательно слушает, а время от времени вмешивается в дискуссию, чтобы все поставить на свои места. Вот и все.
— Финкельштейн? Еврей?
— Еврей. Ученик Фрейда, австромарксист, если я не ошибаюсь.
— А тебе какой от этого прок? Ты-то чего не видел на этих собраниях?
— Кто заинтересованно следит, не зевает по сторонам, тому большой прок.
— Какой, например?
— Каждый может узнать, что не он один испытывает трудности. Каждый может научиться вылезать из своей раковины, быть честным, сознавать свою человеческую ценность.
— О чем же вы спорите?
— Кто-нибудь из присутствующих берет на себя роль председателя, ставит на обсуждение какую-либо проблему и ведет дискуссию. А каждый, кто хочет высказаться, должен поднять руку и говорить только от своего имени. Ничего такого, что вычитано из книг, лишь то, что сам слышал, и так далее. Понятно, что многим сначала трудно.
— Ты мне еще не ответил на вопрос — о чем вы спорите.
— О чем хочешь. О половом чувстве до брака, в браке, о половом просвещении детей, о воспитании, о телесных наказаниях и так далее, о бессмысленности наказания вообще. О свободе и о политике тоже спорим.
— А какова примерно общая тенденция?
— Допустим, человек должен учиться быть непослушным.
— Ну и ну, хорошая у тебя компания!
— Четыре вечера подряд обсуждалось дело Оливера Эпштейна, — сказал Петер, пристально глядя на отца.
— Пиво слишком холодное, — буркнул Лутц. — Твою мать никак не научишь, что пиво надо держать в прохладном месте, но ни в коем случае не в холодильнике.
— После того как стало известно, что ты предъявил ему обвинение в убийстве…
— Это меня не интересует, — отрезал Лутц. — Сядь наконец, мне надо с тобой поговорить серьезно.
— Финкельштейн высказался о тебе весьма нелестно.
— Обо мне?
— Конечно, фамилии твоей он не называл. Он не называет людей, а говорит только о психо-политических структурах.