Увидеть лицо
Шрифт:
Алина, покачивавшая в такт движения автобуса и почти прижимавшаяся лицом к заднему стеклу, закрыла глаза, и под веками вдруг промелькнула та, позавчерашняя картина, сцена в зале, очень короткая, но навеки отпечатавшаяся в памяти.
Смеющийся гигант Жора, наклонившийся чуть вперед, отчего рубашка на спине угрожающе натянулась, качающий головой и увлеченно хлопающий ладонью по спинке стула в такт песне. Ольга рядом с ним, чуть склонившая голову набок, с кривоватой неопределенной улыбкой на серебристых губах. Марина, изящно устроившаяся на стуле, чуть прикрыв глаза и рассеянно перебирая пряди своих перекинутых через плечо роскошных волос — перебирая не без доли нарциссизма. Светлана, сверкающая золотом,
Мелькнула и исчезла.
Отвернувшись, Алина, одергивая свое пальто, прошла в начало салона и остановилась, глядя на Виталия, который, положив ладони на руль, прищуренными глазами смотрел на мокрую дорогу. Потом наклонилась, придерживаясь за спинку кресла, легко взъерошила его волосы и поцеловала в затылок. Она не видела его лица, но почувствовала, как он улыбнулся. Потом негромко сказал:
— Да.
Алина не задавала вопроса — даже мысленно. Но сразу поняла, на что получила ответ.
Некоторые вещи просто знаешь.
Она села и оперлась на подлокотник, глядя, как убегают назад деревья. Потом закрыла глаза. Было хорошо — так хорошо. Думать, вычислять, прятаться — ничего этого больше не надо. Настоящее или нет, реальность или нет — сейчас это ее почти не волновало. Главное, что ужас, преследовавший их, исчез. А остальное можно пережить.
Если оно есть.
Если оно будет.
Автобус весело мчался по дороге, и мысленно Алина поблагодарила Петра за то, что он действительно отлично разбирался в машинах. Его вещь не умерла вместе с ним. С другой стороны, странно, почему перестал работать генератор, если Олег утверждал, что отлично разбирается в них и даже какое-то время ими занимался? А что, если генератор представлял вовсе не Олег?
Что, если его представляла Кристина?
Нет, вряд ли. Капризная звезда никак не совмещалась с генератором. Откуда ей было так хорошо его знать, что даже Олегу не к чему было там придраться? Он же не заметил ничего необычного в его внешнем виде. К тому же, когда свет в доме погас, Кристина была еще жива. Она слышала ее крик.
Может, Олег приврал? Или, все-таки, что-то напутал? Хотя бы одну маленькую детальку, отсутствие которой превращает механизм в груду хлама?
Виталий закурил, глядя на дорогу и придерживая руль одной рукой. Раненое плечо напоминало о себе болезненными толчками, отдававшимися в позвоночнике, но не из-за этого его лицо с каждым метром ладно ложившейся под колеса дороги становилось все более хмурым. Его не покидало отвратительное грызущее чувство, что он что-то упустил. Все больше и больше становилось не по себе, и настырный червячок сомнения ковырялся где-то глубоко в мозге. Воробьев снова и снова прокручивал в памяти последние события, мучительно пытаясь найти то самое, из-за чего ему было так тревожно, — так же мучительно забывчивый человек пытается вспомнить, выключил ли он дома газ и запер ли входную дверь? Солярка, пожар, запах, тела, откинутая мертвая рука, не тронутая огнем, зонт, закрывающий тело Алексея…
Я грозы в детстве боялся жутко…
Я ненавижу дождь! А он никак не кончается!
Я ненавижу
Вещи умирают, когда умирает тот, кто их представлял…
Страх… твой страх…
— Аля, — негромко произнес он, глядя на дымящуюся между пальцами папиросу, — я должен тебя спросить… ты только не пугайся.
— Начало уже пугает, — сонно пробормотала Алина, не открывая глаз. — Ты решил пойти на попятный, что ли? Так ты не бойся — клятв на крови не давали, так что…
— Евсигнеев ведь мог… не разбираться в… механизме атмосферных явлений?
Веки Алины медленно поднялись.
— Что?
— Мы ведь не сразу заметили, что дождь кончился. Мы думали, что он кончился в тот момент, когда погиб Петр… но ведь до того момента нам было некогда смотреть в окно. А что если дождь кончился гораздо раньше?
Алина начала медленно подниматься, глядя перед собой застывшим, невидящим взглядом. Потом так же медленно повернула голову, взглянув в лобовое стекло. Ее глаза округлились, и в тот же момент Виталий резко ударил по тормозам. Шины отчаянно завизжали, Алину швырнуло грудью на спинку кресла, отчего из горла вырвался хакающий звук. Она сглотнула, подняла голову и прошептала:
— Нет.
Два вишневых дерева у изгиба дороги. Чуть подальше просвечивает сквозь ветви матовый шар фонаря. Поднимается над деревьями мокрая макушка высоченной старой ели. А чуть правее — ярко-красная крыша, на которой играет утреннее солнце.
Особняк.
Ничего не изменилось.
Дороги не было.
— Нет!!! — закричала Алина, выскакивая в проход. — Нет!!! Нет-нет-нет!!!.. Этого не может быть! Нет!
В исступлении она колотила сжатыми кулаками по спинкам кресел. Волосы летали вокруг ее головы, и сейчас она была похожа на обезумевшую от ненависти ведьму.
— Дождь кончился! Ведь дождь кончился! Как же так?!
— Мы ошиблись, Аля, — хрипло сказал Виталий, все еще держа ладони на руле, подрагивающем в такт работающему двигателю. — Это не было знаком. Никто нас не отпускал. Это всего лишь умер Евсигнеевский страх. Он ведь играл с нами, рыжик. Он даже специально оставил нам подсказку, чтобы мы не расслаблялись.
Алина затравленно взглянула на него сквозь рыжие пряди, упавшие ей на глаза.
— Зонт.
— Он все предусмотрел. Он предполагал, что мы увидим, что дождь кончился… и решим, что все остальное тоже кончилось. Поэтому оставил нам зонт, чтобы напомнить, что дождь на самом деле не просто дождь. Это еще одна вещь. Вещь Евсигнеева. Его страх. Он не хотел, чтобы мы теряли время, кинувшись прочь по дороге, которая совершенно не изменилась. Но мы оказались не так наблюдательны и сообразительны, как он считал. Наверное, мы его здорово этим повеселили! Хотя, может и расстроили.
— Тогда что же они от нас хотят?! — со слезами выкрикнула Алина, снова и снова дубася спинку ни в чем не повинного кресла. — Что мы должны сделать, чтобы дорога вновь стала прежней?! Чтобы реальность стала реальностью?! Убить друг друга?! Покончить с собой?!
Виталий посмотрел на ее руку, колотящую по спинке кресла. А потом снова вспомнил ту, другую, не тронутую огнем. Вспомнил смесь запахов, показавшуюся ему странно неуместной. И снова руку. Растопыренные, чуть согнутые пальцы. Указательный палец. Темный кровоподтек под ногтем.
Виталий встал и пересел в кресло, в котором только что сидела Алина. Чуть перегнулся, глядя на кресло водителя, закрыл глаза и открыл их в подрагивающем от езды автобусе. В соседнем ряду Кристина покачивала головой в такт звучащей в ее наушниках музыке, через кресло от нее громко хрустела чипсами Света, уткнувшаяся в любовный роман. В водительском кресле сидел Петр, напряженно смотревший в лобовое стекло и постукивавший по рулю указательным пальцем правой руки, под грязным ногтем которого темнел кровоподтек.