Увидеть лицо
Шрифт:
Они полусидели-полулежали на ступеньках, прислоненные друг к другу, прикрепленные веревкой, и все смотрели на него — он почти осязательно чувствовал их взгляды, хотя у четверых глаза были закрыты замерзшими веками, а у двоих глаз не было вообще. А так по сути смотрел на него только Олег, тяжело привалившийся плечом к перилам и свесивший руки между колен, словно он присел отдохнуть после тяжелого трудового дня. Рот Кривцова был приоткрыт, на лице застыло негодование, взгляд был чуть-чуть скрыт надвинутой на глаза кепкой. Губы и подбородок были измазаны подсохшей кровью, голые плечи тоже. В пальцах была зажата любимая мизерикордия. Видеть его было особенно
Жора, Света, Борис и Ольга скорее лежали, чем сидели на ступеньках. Убийца не смог придать замерзшим телам сидячее положение, поэтому просто закрепил их веревкой и упер ногами в ступени. На груди у Жоры лежала одна из его фантастических картин, Ольге всунули в замерзшие пальцы пустую бутылку из-под коньяка, Борису на полусогнутые колени усадили изуродованную резиновую куклу, Светлане к руке привязали обгрызенную палку колбасы, а между раскрытыми губами, чтобы замаскировать вывалившийся язык, воткнули пышный цветок бледно-красной розы, на котором сияли капельки воды, — убийца явно решил показать, что не лишен эстетического вкуса. Тела по-прежнему были обмотаны простынями — вероятно, их оставили, чтобы скрыть нанесенные бизнесменом страшные повреждения. Это тоже выглядело бы не эстетично.
Алексей сидел, полуприкрытый Марининым зонтом, зацепленным длинной крючковатой ручкой за одну из шлевок на брюках. Его лицо было жутким, влажно поблескивающим месивом из мяса и обломков костей. Кристина склонилась на его плечо, прижимаясь к нему головой с жалкими остатками обгоревших волос, пристально глядя страшными запекшимися белками из-под полуопущенных век. В побуревших тонких пальцах медленно тлела наполовину сгоревшая сигарета, и сизый дымок тонкой струйкой разматывался вверх, и сидевший рядом Петр, казалось, неодобрительно щурится на него уцелевшим глазом. У него на коленях лежал аккуратно сложенный листок бумаги.
Убийца не поленился и притащил в холл даже Марину, вернее то, что от нее осталось, свалив на ступеньках бесформенной расползающейся грудой, из которой улыбался безглазый багровый череп. Рядом на ступеньке стояло небольшое зеркальце, повернутое так, чтобы труп мог видеть свое отражение.
Все было затоплено золотистым солнечным светом, придающим композиции некое кошмарное оживление и особую четкость. В холле стоял удушливый запах смерти.
— Больной ублюдок! — дрогнувшим голосом повторил Виталий, потом вскинул голову и закричал в «воздушную башню» — скрываться не было смысла, за ним наблюдали и, конечно же, знали, что он вошел. — Больной ублюдок! Примитивная дешевка! Начинал, как элегантный детектив, а закончил дешевой тупой подделкой под дешевые тупые страшилки?! Дешевка! Ты не то пожелал себе здесь, придурок! Тебе нужно было пожелать себе хотя бы немножко мозгов!
Его сильный голос эхом разлетелся по дому и замер где-то в отдаленных уголках. В ответ не раздалось ни звука. Особняк молчал и молчал прячущийся в его недрах безумец, но молчание было злым, и Виталий почувствовал, что его слова не были приняты благосклонно. Он осторожно подошел к лестнице, потом наклонился к Петру, кривясь от усилившегося запаха, и подхватил бумагу с его колен. Развернул.
Вот примелся злой Виталя, черной молнии подобный!
Виталий резким движением смял записку в кулаке, потом поочередно глянул в оба пустых коридора. Кухня? Нет. Бассейн? Нет, не то место. В бильярдной разгром, в подвале ему вообще нечего делать.
Вообще почему-то самым подходящим местом казался холл, но здесь был только мертвый комитет по встрече.
Трупы занимали лестницу по всей ширине, так что пройти, не потревожив их, было невозможно. Виталий подошел к ступеням в том месте, где была Марина, ухватился за перила и, подпрыгнув, резким рывком перебросил свое тело на несколько ступенек вверх. Потом начал быстро подниматься.
Когда он ступил на третью по счету ступеньку, голова привалившегося к перилам Олега медленно повернулась, и он широко улыбнулся, блеснув крепкими зубами. Потом выпрямился, бесшумно встал на ноги и скользнул вверх по ступенькам, одновременно занося руку со стилетом для удара. Его улыбка стала еще шире.
Виталий, уже шагнувший на площадку, вдруг резко развернулся и коротко ударил Олега в челюсть.
Вернее попытался это сделать. Реакция у противника оказалась великолепной — в самый последний момент он резко дернулся в сторону, и кулак только скользнул по его скуле. Он отпрыгнул к перилам, чуть пригнувшись и внимательно глядя на стоявшего на площадке человека.
— Привет, Леха! — спокойно сказал Виталий, глазами оценивая расстояние между ними. — Решил поприветствовать меня лично? Я тронут.
То, что спряталось под лицом Олега, усмехнулось его губами. Потом его лицо вдруг задрожало, точно воздух над пламенем костра, черты потекли, словно расплавленный металл, посветлели и удлинились волосы, фигура почти неуловимо стала выше и тоньше, и теперь на Виталия смотрел, уже полузабытый внешне, тощий нескладный паренек с жалостливо тонкой шеей и слегка оттопыренными ушами.
— Ты все-таки сообразил, — удовлетворенно произнес он. — Я рад, что оставил в живых именно тебя. Мне нравятся настоящие противники. Настоящая добыча. Девка не в счет! Ты ведь не сделал глупость, взяв ее сюда?
Виталий промолчал, и Лешка снова усмехнулся.
— Ну же, не молчи. Пожалей меня! Я полночи провел в одной комнате с трупом, чтоб он подтаял и не выглядел, как мороженая треска. Чертов водила вонял, как триста тухлых яиц!.. У тебя, верно, накопилось много вопросов? Я готов тебе помочь, в чем смогу, прежде, чем мы начнем убивать друг друга.
— Что это за место?
— Вы ведь уже ответили на этот вопрос. Еще тогда. Это каркас мира, на который мы спроецировали свои истинные сущности. Чудесное место, где сбываются и заветные желания и, — он улыбнулся, — и заветные страхи.
Виталий кивнул на тела в начале лестницы.
— Это и есть твое заветное желание?
— Почему бы и нет? Но объяснить это сложно, Виталий. Язык слов для это-го не подходит. Для этого нужен язык ощущений. Понять это можно лишь очутившись на моем месте, почувствовав то, что чувствовал я! Наблюдать, как вы бестолково мечетесь туда-сюда, обвиняете друг друга, выдвигаете нелепые теории! Косить под дурачка-водилу, только и умеющего, что ругаться. Кричать вместе с вами, пугаться вместе с вами, одновременно подстерегая следующего. Это как охота, Виталий. Как спорт. Кто-то прыгает с парашютом, а кто-то сворачивает чужие шеи. Каждый по своему получает свою порцию адреналина в нашем свихнувшемся мире. Знаешь, живи я в застойные времена, думаю, меня бы вряд ли на это потянуло… но то, что творится теперь… на этой почве прорастают совсем другие ростки, хотя семена все те же. Подумай! Это место — проекция ваших желаний! Заветные мечты… Подумай, насколько примитивны ваши заветные мечты! Разве эпитет «заветные» к ним подходит?