Увидеть море
Шрифт:
Столицу Кабардино-Балкарии, конечно.
В сельхозинститут Диму занесло отсутствие амбиций, а в Сибирь дядя. В школе брат показывал недюжинные результаты на всяких олимпиадах по физике и математике, а дома его можно было видеть только с инструментами. Он постоянно изобретал и изготавливал различные механизмы и приспособления.
Пока я после уроков или вместо уроков ломал антенны с автомобилей, собирал и курил сигаретные бычки, приворовывал в продуктовых магазинах и заклеивал «Гермесилом» замочные скважины соседей, брат стопками складировал награды, грамоты и благодарности от школьной общественности.
После школы он шёл прямиком в сарай, или на чердак, где оборудовал
– Будущий инженер растёт! — вынесли приговор гордые родители. Ну, а так как один из наших дядей занимал пост декана в Красноярском Государственном Университете, то после окончания братом школы приговор, совершенно в традициях советского суда, оформился ссылкой в Сибирь.
– Да, чо ты паришься?! — сказали брату два его новых друга-однокурсника Руслан из Ванавары и Женька из Канска, разливая по кружкам сибирский самогон. — У тебя же ДЯ-ДЯ-ДЕ-КАН!!
Чем больше было прогуляно пар и лекций, тем сильнее Дима проникался этой идеей.
«Ну, в самом деле! Не подведёт же дядя!», — думал он. А условия для корпения над сопроматом и термехом в общаге сибирского сельхоз института были, прямо скажем, не идеальные.
«Абитура, вешайтесь — мы вас будем пи**дить!», — встретила брата гостеприимная надпись жизнерадостной красной краской на сером бетонном боку огромной девятиэтажной общаги. Не «Jedem Das Seine» [2] , конечно, но по конкретности посыла вполне сравнимо со знаменитым лозунгом с ворот Бухенвальда.
2
«Jedem Das Seine» — «Каждому своё» (нем.) — знаменитая надпись на воротах концлагеря Бухенвальд.
Водка, Сектор Газа, суровые битвы с местными, студентки с химфака, Ace of Base, самогон, суровые битвы со старшекурсниками, спирт «Рояль», сок «Инвайт», другие суровые битвы и не менее суровый протухший кролик, который был найден в мусорке, изжарен до угольков и употреблён в качестве закуски.
Всё это наполняло жизнь настолько, что для учёбы места не оставалось.
Зимняя сессия закрылась с мучительным скрипом при полном невмешательстве чиновного родственника. Летняя сессия оказалась уже неприступной для брата и обоих его друзей-сокурсников. Руслан и Женька развели богатых родителей на «занос» преподам, и ушли в «академ». Дима же, как настоящий опальный гусар, сменил сибирскую ссылку на кавказскую и вернулся домой. Теперь он был студентом мехфака КБГУ.
Кабардино-Балкарский Государственный Университет или «Как Будто Где-то Учился», как его более точно именовали студенты, был богат на криминал и национализм, и в сравнении с этим суровый сибирский климат казался уже не таким суровым.
– Грёбаный дядя, — сказал брат, поднимая стакан за приезд в нашей старой доброй сарайной штаб-квартире. — Подвёл, гад!
Родители были в лёгком шоке, от того, какое пагубное влияние оказала общага на считавшегося до этого примерным брата. Уроки из этой ошибки были извлечены, и за день до начала моего обучения в ПГПИИЯ (Пятигорский Государственный Педагогический Институт Иностранных Языков любовно расшифровывался студентами как «Помоги, Господи, Придурку Изучить Иностранные Языки»), семейная ржавая «копейка» понеслась в Пятигорск на поиски сьёмной комнаты с хозяйкой.
Дело было решено молниеносно.
– Да он тут как родной же у меня будет! Я ему и блинчиков спеку, и супчик сварю! Ну, а как без жиденького-то?
Мне была продемонстрирована моя комната и гостиная. Третья комната была закрыта.
– Там у меня дед, он глухой, и не ходит почти. Да вы его и не увидите, — заверила бабка.
Нас слегка удивила цена ниже рыночной для такого хорошего варианта, но бабкино радушие успокоило подозрения. Как оказалось, зря. По количеству ужасных тайн гостеприимная «трёшка» могла посоревноваться с графскими замками из романов мисс Бронте.
Родители уехали, а я стал распаковываться под какой-то шум из закрытой комнаты.
– Дед телевизор смотрит, я скажу, чтоб тише сделал, — подозрительно засуетилась бабка. Судя по характеру звуков, дед был хардкорным фанатом фильмов в жанре «трэш» и «хоррор». Я только пожал плечами в знак того, что мне, собственно, пофиг, и отправился на вечернее знакомство с городом, в котором мне предстояло прожить следующие пять лет.
Напялив на свою костлявую фигуру белые льняные брюки, белые теннисные туфли и зелёную шелковую рубашку, я пошагал в ближайший «Гастроном» и приобрёл пачку импортных сигарет «Магна», штопор и бутылку сладкого кубанского вина.
До вечера я бродил по кривым живописным улицам и паркам курортного городка, покуривая сигареты и прикладываясь к вину. Мне здесь нравилось. Ярко одетые улыбчивые обитатели, стайки курортников, многочисленные фонтаны, цветники, величественные горные пейзажи Машука и Бештау вдали и трамваи, которые я раньше видел только в кино — все настраивало на романтический лад.
Я чувствовал себя, как солдат, попавший с фронта в глубокий тыл на лечение. В городе, из которого я прибыл, воздух был насыщен тревогой, опасностью и унылой безнадёгой, здесь в воздухе был разлит праздник. Там я родился и прожил всю жизнь и, все равно, чувствовал себя чужим, непрошенным гостем, здесь с первых шагов я понял — наконец-то я дома.
На следующий день начались занятия, и дни потекли своим чередом. Бабка варила на кухне какие-то дурнопахнущие ужины, дед смотрел фильмы ужасов за плотно закрытой дверью, лишь однажды слегка смутив меня, резво выбежав из своей комнаты с каким-то тазиком («он почти не ходит»), а я приходил с пар, водружал на голову наушники подключенные к китайскому двухкассетнику фирмы «Sanyo» и делал задания под виртуозные запилы моих любимых «W.A.S.P» и «Helloween».
Однажды я засиделся за «домашкой» до глубокой ночи. За окном лил холодный дождь и зловеще завывал промозглый ветер. В свете жёлтой лампы я старательно выводил английские слова под отбойные молотки сатанинских трешеров, и вдруг почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит. В следующее мгновение на лист рабочей тетради передо мной упала капля мутной желтоватой слюны.
В ужасе я обернулся и завопил, вскакивая с места и сдирая с головы наушники. В метре от меня стояло чудовище. Выглядело оно одинаково мерзко и пугающе. Огромная ассиметричная голова похожая на деформированную тыкву с редкими волосинками, маленькие, налитые кровью глазки и вдавленный в череп огрызок вместо носа. Меж редких кривых жёлтых клыков обильно струилась слюна, поблескивая струйками на подбородке. Человекообразный монстр, видимо, также был напуган моим воплем и резкими движениями — он пришёл в смятение и, хаотично замахав передними рудиментарными отростками, понёсся из комнаты с отвратительным уханьем, в котором я узнал звуки из дедовых «фильмов».