Увядание розы
Шрифт:
Вениамин Александрович застонал и тяжело поднялся. В воздухе еще плавало облачко Олиных духов, нежных, как ее бархатная кожа. Извекова передернуло. Предательница! Все его предали, все его оставили! Ушла, улетела на небеса первая жена Тамара, затем один из сыновей.
В последнее время о Тамаре он вспоминал все чаще. Как они были счастливы тогда! Весь Петербург лежал у их ног. Еще бы! Ведь это была не просто божественная женщина, а знаменитая Тамара Горская, актриса театра и синематографа. Публика рыдала и неистовствовала,
Потом раздумья о покойной жене приняли иной оборот. Извеков еще пуще налился раздражением и злобой. Ну что тут поделаешь, остается одно спасение. С некоторым сомнением он двинулся к небольшому шкапчику резного дерева, украшенному медными вставками. Стеклянные дверцы шкафа всегда были предусмотрительно задернуты изнутри шелковыми шторками.
Потянул за ручку, с легким скрипом дверка отворилась. В дальнем уголке притаился хрустальный графинчик со спасительной влагой. Он же не будет поглощать его весь!
Так, чуть-чуть, самую малость, залить пожар души! Быстро выхватил графин, налил, удерживая дрожь возбуждения в руках, и опрокинул одним глотком. Пошло!
Тепло и легкость стремительно растеклись по членам, а в голове наступила ясность, принося требуемое успокоение. Ничего, мы еще поборемся! Хотели Извекова завалить? Не выйдет, кукиш!
Он рассмеялся и уверенно плеснул себе еще, потом еще, а там и не заметил, как показалось прозрачное дно графинчика. Волшебное зелье иссякло, а с ним и эфемерная радость освобождения от грызущей тревоги.
Извеков хотел прилечь на турецкий диван, но возбуждение не давало сомкнуть глаз. Очень хотелось пойти к Ольге, грубо, по-хозяйски, откинуть стеганое одеяло, тяжело повалиться рядом и овладеть ею, сонной и недовольной. Но даже опьяненным умом он понимал, что теперь это невозможно. Тогда пойти к Вере и там искать утешения… Рассердится, опять кричать станет, ругать его. Ничего не решив, он двинулся в коридор и пошел по пустому и гулкому дому, как медведь-шатун, которому не спится в своей берлоге. Извеков добрел до кухни, но не обнаружил там никакого ужина. Это досадное обстоятельство усугубило его мрачную меланхолию.
И тут ему почудились звуки. Может, кто-то из женщин встал? Он поспешил наверх, на второй этаж, где располагались спальни. Комнаты были закрыты. Он постоял в нерешительности, повернулся, собираясь идти к себе, как вдруг увидел слабый свет, лившийся из угловой комнаты, которая раньше принадлежала покойной Тамаре.
Вениамину стало не по себе. Померещилось, или и впрямь там кто-то есть? Надо бы дворника разбудить. Но что это за силуэт? Господи, сохрани и помилуй! Тамара! Тамара! Боже милостивый! Допился, допился, проклятие, до горячки, до чертиков, в прямом смысле слова!
У Извекова подкосились ноги, он не мог пошевелиться. По коридору навстречу ему плавно двигалась
Высокая прическа из черных волос, любимое темно-зеленое платье облегает стройную фигуру, мертвенным блеском мерцают бриллианты на шее, на голове знаменитая шляпа, в которой она запечатлена на многих фотографиях. Вся фигура укутана газовым шарфом, горящие глаза устремлены ему прямо в сердце.
– Тамарочка! Я знал, что придешь именно сегодня! Конечно, это и твой день!
Прости меня, я… – Вениамин судорожно сглотнул. "
Призрак остановился в раздумье, а затем бесшумно протянул руку к возлюбленному супругу.
– Ты за мной пришла? – в ужасе пролепетал писатель. – Смилуйся, пощади!
Прости меня! Ради Бога, прочь! Оставь меня! Господи, кто-нибудь! На помощь! Прочь, прочь! Пощади!
Хмель вылетел из головы. Трясущейся рукой он осенил себя крестным знамением и начал бормотать первую пришедшую на ум молитву.
Но это не испугало привидение. Оно снова двинулось по направлению к Извекову, и ему почудился тихий смех. От этого звука волосы встали дыбом, он закричал дурным голосом и бросился бежать на подгибающихся ногах. Внизу что-то загрохотало и затопало. Бесы! Сколько их тут, легион?!
– А-а-а! – кричал Вениамин, но ему казалось, что он не слышит своего голоса, что звук клокочет где-то в горле и не вырывается наружу. Так бывает в кошмарных снах, но это был кошмар наяву.
И тут он услышал знакомый голос, спасительно знакомый, но не успел обернуться, дикая боль в груди ударила его как кинжалом. Вениамин охнул и упал лицом в пол.
Читающая петербургская публика наслаждалась последним романом известного писателя и не подозревала, что это и впрямь последний его роман, ибо больше он уже не напишет ничего и никогда.
Глава 4
Полицейский следователь Константин Митрофанович Сердюков пребывал на даче Извековых почти целый день. Высокий, нескладный, худой, затянутый в форменный сюртук, он напоминал гигантскую цаплю.
Сходство усугублялось наличием длинного носа, уныло устремленного в пол. Он мерил дом покойного романиста огромными шагами и сверлил все углы внимательным взглядом серых водянистых глаз. Уже были сняты первые допросы, и услышанное повергло Сердюкова в глубокие раздумья.
Он вообще много думал, за что его очень ценило начальство.
Беседа с молодой вдовой оставила неприятный осадок. Миловидная блондинка с выразительными голубыми глазами была напугана смертью знаменитого супруга, но особенного горя не испытывала да и не скрывала этого.
– Почему вас удивляет моя реакция, господин следователь? – Она пожала плечами. – Конечно, смерть мужа – ужасное событие, но в последнее время мы жили врозь, вам многие подтвердят. Прежние чувства умерли, мы ничего не испытывали друг к другу.