Увядание розы
Шрифт:
И вот однажды Николай Александрович заявил дочери:
– Нынче о тебе говорили с Горской.
Оля встрепенулась.
– Она жаловалась на Веру, свою дочь, а я грешный, похвастался, что меня Господь наградил за труды мои таким ангелом, моей милой доченькой! Тогда она и предложила тебе навестить их в будущее воскресенье, полагая, что для ее девочки положительный пример дочернего послушания совершенно необходим!
– Ой, папа! Какой ужас! Зачем, зачем ты выставил меня в таком свете? Я вовсе не ходячая добродетель! Это, ей-богу, глупо! – Оля от досады вплеснула маленькими ручками.
– Отнюдь! Подружишься в юной
Накануне знаменательного визита бедная девушка не могла ни есть, ни спать.
Она тысячу раз перебрала в голове, как она будет вести себя, что говорить, что ей надеть. Бог ты мой, и спросить совета не у кого! Не побежишь ведь к гимназическим подругам, какой от них прок? На другой день она долго мучилась перед зеркалом и наконец, вполне удовлетворенная собой, вышла к отцу. Миронов оторопело уставился на дочь.
– Ты это что себе возомнила? Что за нелепый наряд? А прическа! Господи, а что с вашим лицом, сударыня? Неужто ты возомнила себя красоткой с этих пошлых картинок в журналах?
Оля со смешанным чувством снова бросилась к зеркалу. На нее смотрела вульгарная дамочка, эдакая кафешантанная красотка непонятного возраста. Миронов пал духом. Бедная девочка, ей некому помочь, подсказать. Как сложно воспитывать дочь без матери! Вспомнив о покойной жене, он смягчился.
– Пойми, глупенькая, ты хороша своей юностью, – сказал отец, – тебе нет нужды цеплять на себя все это. Успеешь еще и корсет затянуть потуже, и губы нарисовать поярче, и волосы взбить. А сейчас ступай обратно да сними с себя все это поскорее, и лицо умой. Будь сама собой.
Надень платьице, в котором в церковь ходишь, оно и скромное и красит тебя чрезвычайно!
– Это блеклое, нелепое платье! Я его ненавижу! – Олины глаза опять оказались на мокром месте.
– Если ты снова вздумаешь реветь, мы не пойдем никуда, а госпоже Горской я принужден буду заявить, что моя дочь оказалась глупой и капризной барышней! – решительно заявил отец.
Оля все же поплакала тихонько в своей комнате, совсем чуть-чуть, чтобы глаза не покраснели. Через полчаса она снова предстала перед строгим судьей. На сей раз это была милая Оля, прелестная, естественная, в шелковом кремовом платье, вовсе не таком уж и блеклом. В свое время она сама выбирала его в модном магазине и считала его очаровательным. Волосы аккуратно заколоты черепаховыми шпильками вокруг затылка, образуя пушистую корону. На стройных ножках шелковые светлые чулочки и изящные туфельки из тонкой кожи. Доктор оглядел дочь с ног до головы, и они отправились с визитом.
Глава 6
Мироновы нервничали, стоя перед массивной дверью с начищенной медной ручкой и фигурной кнопкой электрического звонка. Оля боролась со смущением и робостью, Николай Алексеевич волновался за дочь. Шутка ли, предстать перед такими знаменитостями! Миловидная горничная распахнула дверь, и гости оказались в просторной прихожей. Оля на секунду зажмурилась. Сейчас ее грезы станут явью.
Она сделала несколько шажков и замерла.
Из глубины квартиры доносились звуки рояля, и приятный женский голос выводил популярный романс.
– Барыня-с! – пояснила горничная на вопросительные взоры. – Пожалуйте, вас дожидаются!
Оля, следуя за горничной, с нескрываемым любопытством оглядывала комнаты.
Да, да, именно так
Роскошь, но не грубая, вычурная, а тонкая, на ценителя. Роскошь прекрасного вкуса, продуманного комфорта, с расчетом не только на собственное бытие, но и предвзятый посторонний взор. Сценические подмостки в собственной спальне и столовой. Гостиная оказалась обширной и вся залита электрическим светом. Переливы хрустальной люстры под лепным потолком заставили Миронову ахнуть про себя. Ее огни отражались в натертом до зеркального блеска наборном паркете. Мебель мастерской Гамбса была расставлена таким образом, чтобы образовывать отдельные уголки, удобные для общения разных групп гостей. Высокие окна украшались богатыми шторами, собранными в сложные затейливые складки. Меж окон красовался «беккеровский» рояль, упираясь в пол львиными лапами. На полу в углу, на. столиках и этажерках в изобилии благоухали многочисленные вазы и корзины с цветами. От живого великолепия, нежного. аромата, ярких лент и оберточной бумаги у девушки закружилась голова. Сидевшая за роялем хозяйка поднялась навстречу гостям:
– С непривычки вам может почудиться, что вы в оранжерее Ботанического сада, но это скоро пройдет! – мелодичным голосом произнесла Горская. – Прошу вас, Ольга Николаевна, не смущайтесь!
И она дружески чуть приобняла не на шутку оробевшую барышню. У Оли чуть не отказали ноги. Сама богиня говорила с ней! Тамара Георгиевна подвела гостью к креслу и усадила. И тут Оля обнаружила, что в комнате присутствует девушка, вернее, еще девочка-подросток. Видимо, это и есть Вера, старшая дочь хозяев. Их познакомили. Вера с любопытством воззрилась на новую знакомую, словно ища в ней некий изъян. Оля незаметно вздохнула, вероятно, мать накануне ставила ее в пример.
Николай Алексеевич первым делом поинтересовался здоровьем хозяйки и домочадцев, после чего они тотчас же стали обсуждать эту вечно интересную тему.
– Ольга Николаевна, вы, вероятно, тоже являетесь почитательницей папы и мамы? – Вера сверлила гостью взором.
– А разве в вашем доме бывают люди, которые думают иначе? – мягко улыбнулась Оля, чувствуя в девочке внутреннюю враждебность. – Я зачитываюсь книгами вашего отца и пересмотрела все спектакли и фильмы с вашей маменькой, и не один раз!
Девочка удовлетворенно кивнула.
– А кого вы обожаете больше, писателя Извекова или актрису Горскую,? – помолчав, спросила она с лукавством.
Оля легко рассмеялась.
– Это разные искусства. Каждый хорош в своем амплуа!
– Вера! Ну как тебе не совестно приставать к госпоже Мироновой с такими нелепыми вопросами! Быть может, она не любит кино или такого рода чтения! – Горская вмешалась в диалог девушек. – Вы простите ее, она еще совсем юна и искренне убеждена, что все вокруг должны принадлежать к нашим обожателям.
Увы, Вера, жизнь в искусстве полна не только роз, шипов еще больше! – наставительно произнесла мать, обращаясь к девочке.
– Однако же роз явно больше!; – Миронов улыбнулся, прикоснулся к одному цветку. – А дочь моя и впрямь без ума и от вашей игры, и от книг вашего супруга.
– Кто тут без ума от моей скромной писанины? – раздался громкий голос за дверью, и на пороге появился Извеков собственной персоной.
Оля завороженно смотрела, как он раскланялся с отцом, а затем двинулся в ее направлении.