Уйти, чтобы не вернуться

Чужин Игорь Анатольевич

Боярин позвонил в колокольчик, и через мгновение в горницу вошли два здоровенных холопа с бандитскими рожами.

– Прошка, отправь в приказ человека, пусть Кузьма Татарин немедля свою полусотню в поход готовит. Авдею Плешивому передай, чтобы он освободил в остроге три комнаты почище для гостей дорогих. Дьяка Евлампия и Мизюрю спешно ко мне! Одна нога здесь, другая там!

Один из холопов поклонился и тенью выскользнул за дверь, а другой, сделав стойку как охотничий пес, ждал приказа хозяина.

– Щербатый, поднимай своих бездельников с печи, берите боярыню, что ко мне приходила, под белы руки и в острог к Авдею. Обид боярыне не чинить и без баловства, а то знаю я вас. Людей боярыни тоже повязать и в острог! Сделать дело по-тихому и без

крови. Все необычное оружие, что у них найдете, в сундук и под печать. Этого тоже в острог, но держать отдельно. Они мне все живыми и здоровыми нужны, если что – с тебя спрошу! Понял?

– Да, боярин! Все в точности исполню! – ответил холоп и, выглянув за дверь, позвал подручных, которые вывели из горницы Митрофана Хромого.

Боярин остался один и, снова усевшись в кресло у окна, задумался.

Служилые люди московской Разбойной избы не зря ели свой хлеб, каждый дьяк и городовой боярин знали свой маневр, а потому действовали без мелочной опеки со стороны начальства. Служилые люди в приказ подбирались под строгим контролем Степана Бородатого, который лично знал каждого подчиненного, при этом на дух не переносил лизоблюдов и дураков. Боярину хорошо было известно по собственному опыту, что смышленому сотруднику не нужно все разжевывать, а достаточно просто поставить задачу и проконтролировать результат, что в разы повышало эффективность работы. За Разбойной избой числилось меньше сотни штатных сотрудников, но паутина тайной службы московского князя опутывала всю Русь, и даже в Орде у Степана Бородатого имелись свои глаза и уши. Поэтому уже к полудню по Рязанской дороге в сторону Вереи вылетела на рысях полусотня дружинников, которой была поставлена задача отыскать след отряда Алексашки Томилина и по возможности доставить оного в Москву. Сотник Кузьма Татарин получил строгий приказ действовать тайно и до крови дело не доводить, потому что Алексашка Томилин нужен главе Разбойной избы живым и здоровым.

После полудня в усадьбу Степана Бородатого посыльные доставили из Пушечного двора двух розмыслов, которым боярин показал отобранные у дружинников боярыни Воротынской скорострельные пищали. Выслушав объяснения боярина, розмыслы поначалу отнеслись к лежащим перед ними пищалям весьма скептически, но вскоре, угрюмо насупившись, стали задавать многочисленные вопросы, на которые у боярина ответов не было. Чтобы не терять времени попусту, в горницу привели арестованного десятника Пелагеи, который ответил на часть вопросов оружейников. Однако эти ответы не обрадовали розмыслов, а только подпортили им и без того невеселое настроение.

Когда вопросы у розмыслов закончились, Степан Бородатый пристально посмотрел на раздосадованных специалистов и спросил:

– Что скажете, гости дорогие? Хороши пищали или баловство все это? Сумеете таких пищалей наделать для княжеской дружины?

Приглашенные на экспертизу специалисты немного помялись, но затем старший по возрасту ответил:

– Пищали сделаны из плохого железа и долго не прослужат. Если из них часто стрелять, то вскоре стволы раздует и порвет. Правда, придумана пищаль очень толково, однако мастер нам неведом. В оружии не хватает самых важных деталей, без которых пищаль к бою негодна. В общих чертах можно понять, как все это работает, но без главного секрета нам не разобраться. Хуже всего то, что, даже если мы получим пищаль в целости, и тогда толку все равно не будет!

– Как это так? Или вы мастера криворукие, что такую безделицу сделать не сможете? На этих пищалях не отделки тонкой, ни серебрения с позолотой нет, так, железка железкой! – удивился Степан.

– Не в этом дело, боярин. Одну пищаль мы легко сделаем, и позолотим, и отполируем, но много таких пищалей сделать не сможем! Хитрость тут не в отделке, а в том, что все части в пищалях скорострельных полностью одинаковые. Ты не смотри на то, что они вроде грубо сделаны, но главные части пищалей выделаны с такой точностью, что нам не под силу! Если все пищали разобрать и детали перемешать, то можно любую пищаль

без подгонки снова собрать, и она стрелять будет. Патроны, в которые порох и пули заложены, будто близнецы единоутробные, не отличить! Не может никто из наших мастеров так работать, а для долгого боя таких патронов многие тыщи нужны. Если каждый патрон под пищаль подгонять, то выстрел из нее золотым выйдет. Эх, знать бы мастера, сумевшего такое измыслить, а главное – изготовить. Даже я на старости лет к тому мастеру в подмастерья попросился бы, только за одну науку день и ночь работал бы, да еще и приплачивал! – в сердцах махнул рукой седой розмысл.

После ухода розмыслов Степан Бородатый, несмотря на болезнь, засиделся в горнице до поздней ночи. Дело о скорострельных пищалях не терпело промедления, поэтому пришлось лично принимать посыльных с докладами и обсуждать с подчиненными планы поимки Алексашки Томилина. К полуночи план операции в основных чертах был готов, и агентам Степана Бородатого в Новгороде и Пскове были написаны послания со строжайшим предписанием любой ценой найти беглого воеводу и срочно сообщить об этом в Москву.

Глава 13

В тот день, когда в Москве боярин Степан Бородатый узнал о существовании Алексашки Томилина, обоз купца Еремея Ушкуйника приблизился к заставе на границе Волоцкого и Тверского княжеств. Неподалеку от дороги стоял небольшой деревянный острог, где таможенный пристав тверского князя взял с обоза въездную пошлину и выдал Еремею подорожный ярлык, после чего мы отправились дальше. В Тверь заезжать Еремей не собирался, поэтому наш обоз направился по объездной дороге в сторону Торжка, где начинались земли Великого Новгорода.

Я даже не подозревал о происходящих в Москве событиях и тихо посапывал во сне, закутавшись в извозчичий тулуп. Однако насладиться безмятежными снами из прошлой жизни мне не удалось, потому что меня разбудил голос Еремея, решившего составить мне компанию.

– Не спи, замерзнешь! Давай лучше потолкуем о делах наших скорбных, – окликнул меня купец.

– Еремей, у тебя что, шило в одном месте колет? Совести у тебя нет, я только задремал, а ты в ухо орешь, – обиженно произнес я, выныривая из сладкой дремы.

– Спать ночью нужно, а нам с тобой о деле надо потолковать, пока есть возможность. В ближайшем яме спокойно поговорить не дадут, ушей посторонних много, а в Торжке я по делам отойду. Будь добр, просвети меня, что ты в Новгороде делать надумал и где остановишься?

– Пока не решил. Я в Новгороде никогда не был, придется на месте разбираться, что к чему. До лета как-нибудь доживем, а там уже решим, что делать.

– А давай ко мне на подворье со своими воями на постой иди, зачем тебе лишнюю деньгу тратить? Я с вас много не возьму, а как вода сойдет, вместе с ганзейскими купцами в Любек с товаром поплывем. У моего брата торговое подворье в Любеке имеется, там с хорошим прибытком расторговаться можно. Ты нам охрану обеспечишь, а мы тебя не обидим. Если удача нас не оставит, то по осени на нашем конце подворье выкупишь и обоснуешься. Чужаку в Новгороде непросто прижиться, а с нашей помощью через пару годов за своего станешь. Пока тебя как торгового гостя запишем, есть у меня знакомцы среди нужных людей, ну а потом сам решишь, как дальше быть. Ты вроде псковский, так что тебя можно и в горожане или даже в житьи люди [19] записать. Правда, грамоту церковную из Пскова в подтверждение твоего рождения нужно добыть. Ну а если все удачно сложится, то оженим тебя на девице справной и с приданым богатым, а тогда хоть в сотники, хоть в тысяцкие, хоть в посадники новгородские подавайся! – рассмеялся Еремей.

19

Житьи люди – одна из привилегированных групп населения Великого Новгорода в XIV–XV вв., входившая в состав местных феодалов.