Уйти вместе с ветром
Шрифт:
— Мариша! Послушай меня спокойно, мы должны…
Александру прервал внезапный бешеный лай Монморанси. Словно в ответ с нависшей над посёлком высокой скалы коротко провыл полуволк.
— Слушай, заткнись уже! Достал! — рявкнул Барон и поддёрнул фокстерьера за поводок.
Хильда заскулила, влезла в «буханку» и улеглась на сиденье.
— Мы должны…
— Всё это не важно, — как-то отрешённо выговорил Кирилл, стоявший поодаль от всех. В руках у него была книга. — Потому что… П-посмотрите на реку…
Все, включая Гюнтера и Вальтера, взглянули вниз. В реке прямо на глазах обнажалось
— Может… уже отлив? — спросила Марина. Губы слушались плохо.
— Сейчас по времени — почти пик прилива, — ответила Александра.
— Тогда что же это такое?!
Ответа на этот вопрос не было ни у кого…
В отношении герра Золлингера они ошибались. Он вовсе не спал. Но и до всеобщего переполоха, происходившего снаружи, ему не было особого дела. Он смотрел в потолок и думал о гораздо более важном.
О том, померещилось ли ему движение в братской могиле вспомогательного подземного зала.
Когда они всё-таки одолели казавшийся бесконечным тоннель и, задыхаясь, выскочили наружу, там был конец света. Дым, грохот, от которого сжимало лёгкие, тьма, вспышки разрывов, смертоносные осколки, пополам каменные и железные…
Недостроенный дзот плоховато от них защищал.
Тем не менее провода были подсоединены к особой машине, отдалённо напоминавшей взрывную. Человек из Аненербе надел на голову что-то вроде старинного шлема и, не обращая внимания на обстрел, неожиданно звучно и вдохновенно пропел несколько строф на языке древних германцев.
Ойген клялся потом, что на миг его охватило сияние.
А потом аненербовец торжественно, одну за другой, повернул все три рукоятки.
И земля стала раскачиваться.
Как будто в самом деле стояла на трёх китах и у всех трёх начали разом останавливаться сердца…
Фридрих понял, что это приближался конец. Последний конец. Не победа в сражении за северный полуостров. Даже не отмщение. Не громкий хлопок дверью. Надвигалось нечто непоправимое, воистину последнее и для них самих, и для Иванов… для целого куска несчастной планеты…
А потом всё прекратилось.
Земля встала на место, с облегчением вздохнула и успокоилась. Киты ожили и подставили ей свои надёжные спины.
Человек из Аненербе сдвинул с лица шлем и досадливо стукнул кулаком в меховой перчатке по рукояткам машины.
— Похоже, Тесла всё же дурак, — вырвалось у него. — Чего ещё ждать от недочеловека! Или это мы просчитались, и жертва не… Так! Ты и ты!
Он указывал на Ганса и Фридриха, и Фридрих понял: сейчас их пошлют назад в подземелье проверять рубильники и провода, может быть, перебитые упавшим сверху обломком… подсоединять имевшийся там автономный источник питания…
При мысли о том, что всё сущее снова начнёт запрокидываться в бездну, Фридрих успел прийти в такой ужас, что даже для чего-то открыл рот, словно аненербовца возможно было ослушаться…
Судьба решила всё за него.
Старинный шлем исчез куда-то вместе с головой, начисто срезанной осколком. Целую секунду тело продолжало стоять, словно осознавая случившееся, потом протянуло руки вперёд и рухнуло на рукоятки, залив машину кровью из
…Их потом даже не особо допрашивали. Наверно, у всех уцелевших — кто остался более-менее в здравом рассудке — вид был настолько чумной, что поверить в полное затмение памяти оказалось очень легко. Их вернули на фронт…
Тесла был безумный гений, он вполне мог ошибиться. И в Аненербе могли запросто просчитаться с человеческой жертвой.
Но вот померещилось ли юному сапёру движение во мраке могилы?
Или не померещилось?..
Иван Иванович Порядин смотрел Александре прямо в глаза. Он был выше её на полголовы и старше лет на пять. Глаза у него были зеленовато-карие. Хвойные, как определила про себя Александра. Рукава клетчатой рубашки засучены, на загорелых руках под толстой кожей бугрились вены. Казалось, от него пахло сосной. Храм неподалёку и пронзительно-светлые сосновые доски, заготовленные для ремонта, имели к Порядину самое непосредственное отношение. Всё вместе Александре отчётливо нравилось.
— Понимаете, я сам здесь вырос и хочу, чтобы в посёлке была нормальная жизнь, — слегка набычившись, говорил Иван Иванович. — Без излишеств и извращений. Работа, зарплата, развлечения, туризм и всё такое… Хватит уже экспериментов над этой землёй! Она ведь такая хрупкая… и прекрасная — для тех, кто понимает, конечно… У нас ведь тут всё есть, чтобы быть благополучными, успешными, зажиточными, в конце концов…
Он держал в руке плотницкий топор. И выглядел вовсе не чиновником, вздумавшим закосить под мужика. Не губернатором крупного города, который неумело тычет в землю лопатой, сажая деревце на памятной аллее и больше всего боясь выпачкать элегантный костюм. Этот своим топором и дом срубит, и суп из него сварит. Только не лезь под руку.
— Результаты впечатляющие. — Александра мотнула подбородком в сторону ресторана и поселковой улицы.
— Если бы ещё не мешали…
— Что же мешает? Или — кто?
Глаза Ивана Ивановича темн о блеснули. Железо поверх дерева. Как будто в розоватую сливочную древесину вколотили гвоздь.
— Разберёмся. Со всеми разберёмся…
— «…И державу подымем!» — не удержавшись, со студенческим цинизмом процитировала Александра.
Иван Иваныч сжал крупные кулаки, совершенно видимым образом беря себя в руки.
— Извините. — Александра, повинуясь порыву, дотронулась двумя пальцами до его рукава. — Но я всё-таки не понимаю…
Однако Порядин, как тут же выяснилось, сердился не на неё.
— Знаете, это вот такая наша беда — все обязательно попытаться понять, потом обсосать до косточек, создать десять комиссий, обсудить на ста конференциях и, лучше всего, ничего после не делая, статейку или книжку о том тиснуть! — с неожиданной горячностью воскликнул Иван Иваныч. — А я вот думаю, что иногда и сделать что-нибудь не грех! Без всяких там заседаний и согласований! Особенно когда за твоей спиной люди стоят! Конкретные люди! С домами, огородами, семьями, детьми и судьбами своими. Как вот вы полагаете, а?