Уютная, родная, сводная
Шрифт:
Марик спокойно отнёсся с чужой тётке, а сама она была на редкость ласковой,
нетребовательной, льстивой, и позволяла больше, чем он рассчитывал, как в постели, так и в жизни. Потом появилась вторая, потом третья, и так до бесконечности. Требования Бронислава возрастали, капризы росли, наряду с распущенностью, ему всё время было мало. Мало ласки, мало секса, мало женщин,
он заводил интрижку за интрижкой, не успев привести в дом одну, он уже искал ей замену, которая будет ещё более покорная, не спорящая, глупая, противная ему,
ласкающая его непомерно растущее эго. Он забыл всё и вся... он жил для себя и
Марика, который стал единственной константой в его жизни. Сын - единственное,
ради чего
Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 8
Бронислав Евгеньевич нервно дёрнул ногой и набрал местный номер управляющей.
– Лена, у нас уборщиц нет? - Так ведь отпуска, Бронислав
Евгеньевич, - залепетала новенькая. Потрясающе красивая женщина, редчайший экземпляр, ум, помноженный на внешность, всегда голодный блеск глаз выдавал жгучий темперамент. Бронислав Евгеньевич положил на неё глаз и намеревался в ближайшее время отведать этот вкусный кусок торта.
– У меня грязь, - он прокричал в трубку.
– Я должен в этом свинарнике сидеть, по-твоему? - не утруждал себя деловой этикой Бронислав.
– Немедленно пришли уборщицу, если нет - сама приходи и драй, мне плевать, - бросил трубку. Через пять минут в дверь постучали, и на пороге появилась уборщица в синем рабочем халате, с инвентарём в руках. Он резко встал, рывком отодвинул стул, пробурчал, мол, наконец-то, и двинулся к двери, там почти упал, споткнулся о бледную кожу, красивое лицо и лопоухие уши. - Люда? - он не знал, что сказать, действительно растерялся, давно такого не случалось, но вот... стоит, смотрит и не знает, что сказать.
– Я пройду? -
она говорила тихо и бочком обошла начальника. - Да, конечно, - робко отодвинулся,
потом хлопнул дверью изнутри и зачем-то провернул защёлку, вернулся на своё место. - Ты что тут делаешь? - Убираться прислали...
– в глазах стояли слёзы.
–
Подожди, ты же сестра... это... хирургическая, в травматологии детской, какая уборщица?.. Не понимаю, Люда, объясни добром.
– Что тут объяснять, - плечи поникли, такие же худые, как и десять лет назад, как и пятнадцать. Да и сама Люда не слишком изменилась, всё такая же красивая, и так же уши торчат. - Яша, он... -
Да, знаю, умер, я приезжал тогда.
– Помню, я выгнала тебя. Не надо, мне не нужна жалость. Я справляюсь.
– Я вижу... справляешься, - показал глазами на ведро.
–
Каждый месяц перевожу деньги, не снимаешь? - Мы не нуждаемся.
– Люда!
–
крикнул. - Хватит героиню из себя строить, говори, как есть. - Что говорить, Яша умер, пьянка, - вздохнула. - Прав ты был, алкоголик он, до самого конца пил...
Знаешь, даже лучше, что его не стало, Катя спокойней стала, бояться перестала,
ночами спать начала, а то всё вздрагивала и в одеяло куталась с головой. А я... пока долги за него выплачивала, своими обросла, да всё как-то не выбраться, в медицине, сам знаешь, как сейчас платят, пришла сюда по совместительству, но ничего не умею, даже в фасовщицы не приняли, вот, уборщицей взяли.
– Ну, а деньги со счёта, ты, конечно, снять не можешь? Ждёшь, когда инфляция их сожрёт или очередной дефолт? - смотрел прямо в ожидании ответа.
– Я ребёнку плачу, не тебе, могла бы гордость свою и в жопу засунуть.
– Катя не твоя дочь, - упрямо поджала губы.
– Конечно, Яшкина, я помню. Мой, давай - он встал и вышел, не зная, что сказать. А послать бы всё к чёрту или забрать Катеньку к себе, что ему стоит? Одно его слово в суде, никакая экспертиза не нужна будет, никакой закон против Исаева в этом городе, а уж тем более в области, не попрёт. Он ведь видел
Катеньку, не один раз видел, следил за ней в полглаза. Всегда чистенькая и одета хорошо, кофточки на ней,
лишь бы дать что-то дочери... А может, отдаёт кто вещи для девочки? И ведь не узнаешь, упрётся, как ослица, и будет молчать, слова от неё не добьёшься, хоть убивай её. Деньги не возьмёт, хоть в карманы их засовывай, хоть в рот - выплюнет и дальше пойдёт. Он дождался Людочку после работы и, бубнящую, заставил сесть в машину, чтобы расспросить подробно. Что-то он знал от Богдана, тот держал его в курсе основных событий её жизни. Несмотря ни на что, Люда и Богдан продолжали общаться, кто знает, почему. Знала ли Люда, что друг докладывает о её жизни, если и было там что докладывать. Это перед Брониславом была закрыта дверь и право на откровения. Всё закрутилось снова, только с новой силой, в троекратном размере. В этот раз Боря не стал смотреть на возражения Люды, он прижал её,
заставил, отметая любой её аргумент, заставляя с ним соглашаться. На взгляд
Бронислава, всё было просто: побегали, хватит, дети уже того и гляди под венец пойдут, пора бы уже успокоиться и жить вместе. На взгляд Люды, всегда находилось тысячи причин, почему нет, начиная с банального «неудобно»,
заканчивая тем, скольких женщин он перебрал в своей жизни, а она не собирается быть одной из них, да и Катюшке это не к чему. Бронислав орал, как безумной, и раскидывал вещи по квартире, где они встречались, конечно, тайно, а как иначе с этой ослицей?! Он кричал, требовал и сломал новый шкаф со злости, смотря на
Людочку, пока она не согласилась, с тысячей и одним условием, но согласилась.
Потом Бронислав снова знакомился с Катюшкой - улыбчивой, доброй девочкой, она так восхищалась нехитрыми подарками, что он дарил, так льнула к нему в поисках взрослого тепла, что он бы не отпустил от себя Люду, даже если бы пришлось её связать. Любовь к женщине ничто по сравнению с любовью к ребёнку, так уж был устроен Боря. Связывать не пришлось, пришлось завязать с бабами и пьяными банями по пятницам, стать верным, приходить вовремя домой и научиться заново готовить, помогать с уборкой и смириться с тем, что не только Катенька, но и
Марик, семнадцатилетний пацан - ребёнок. Всё это было сущей ерундой, которая вызывала только улыбку и, изредка, раздражение, потому что Людочка так и оставалась упрямой, как дурная ослица. Но это была его любимая ослица, в том,
что Бронислав любит эту безумную и, скорей всего, глупую женщину, у него не было никаких сомнений. Из тысячи женщин, молодых, сочных, на всё готовых и податливых, он выбрал только одну, и это был осознанный выбор. Как и впоследствии, в выборе между Людой и детьми - он выбрал детей. Катеринке бы туго пришлось, дай делу об изнасиловании ход, Бронислав бы не позволил осудить
Марика, а значит, на закланье пошла бы Катенька. Если для этого нужно расстаться с Людой - так тому и быть. Пошло всё к чёрту, он большую часть жизни жил один,
без неё, и ещё столько же проживёт. Но его дети не станут играть в ослиные игры.
Таков итог семейной жизни. Выпил литра полтора односолодового виски, утром думал, что печень откажет, и через пару недель привёл в дом женщину, отравляя жизнь себе и ей, ей с особым рвением, отрываясь за свою боль, которая не проходила. Все десять лет. Одно радовало. Марик был при деле, хоть и шёл своей дорогой, не спеша возвращаться домой и наследовать бизнес отца. Да и Катенька настоящей красоткой выросла, выучилась, замуж вышла, всегда счастливо улыбалась, встречал порой, а мать её упрямая... да чёрт с ней! Бог даст, появятся внуки, будет, кого любить всем сердцем, не сложилась личная жизнь, может, так и надо. Баба для тела всегда найдётся, а там, может, и в тайгу, к отцу, когда тело перестанет нуждаться в женских прелестях. Бронислав долго смотрел вслед сыну,