Уйята. Книга 1
Шрифт:
— А вы его настоящее имя не помните? Может, фамилию? — уточнил Влад.
— Нет, сыночек, — с жалостью ответила Лана. — У нас не было имен и фамилий. Только номера. Он числился как экспериментальный образец под номером 12945 ??.
— Как грустно… — заметил Влад. — Вы знаете, что в китайском языке в смс–переписках число 12945 значит «Я тот, кто хочет любви»?
— Нет, — призналась Лана. — Не ищи совпадений там, где их нет. Да и не достоин он любви. Маленький злобный поджигатель! Кстати, именно из-за него ты нигде не найдешь информации про лоянскую лабораторию. Все документы, подтверждающие факт ее существования, сгорели.
— Это я как
— Его теперь так зовут? — тихо спросила Лана.
— Да, — подтвердил Влад. — Ли Гуожи.
— Красиво. Значит, вчерашний волчонок превратился в матёрого волка. Интересное он себе выбрал имя. Символичное.
— А что насчет настоящей семьи Ники? — произнес Влад. — Может, хоть это вам известно?
— Ох, дорогой… Да не было никакой семьи, если ты имеешь в виду мужей ее матери.
Влад согласно кивнул головой. Именно это он и имел в виду. Лана печально продолжила:
— Я и про Янмэй ??, маму Ники, знаю-то только потому, что она в детстве была моей подругой. Помню, что она была из рода Хе. И больше ничего.
Пойми, уйятов-кроликов насильственно разводили, как животных. Бесконечно гормонально стимулировали на размножение. Бедная Янмэй раз в семь-восемь месяцев стабильно давала большой приплод, за раз по пять-шесть мальчиков, иногда даже по семь. Руководство очень злилось, что девочки у нее не получались. Меняло омеге самцов, а после случки альф убивало, если все новые образцы оказывались мальчиками. Однажды Янмэй всё же умудрилась родить дочку, и в лаборатории страшно обрадовалось: наконец-то. Значит, они выбрали верный образец, это именно та самая самка, которая может рожать девочек. Девочку почти сразу увезли в другое место, а еще через полгода у Янмэй родились близняшки, трое мальчишек и девочка. Той самой девочкой была ты, милая. Уйяты сразу поняли, что ты будущая доминантная самочка: такие омежки всегда рождаются в сопровождении трех альфочек, но люди этого не знали. Твои папы и мама на какое-то время получили передышку, но потом соотцов уничтожили на испытаниях нового лекарственного препарата от очередной мутированной разновидности гриппа. Главная цель же была достигнута. В лаборатории же думали, дело не в самцах, а в самке.
Янмэй потом попытались какое-то время еще поэксплуатировать, ускорить время родов и протекания беременности, но детей появлялось всё меньше и меньше, хилые они были. Умирали быстро. А всё произошло исключительно потому, что троица именно твоих родителей по нелепой иронии судьбы оказались истинными, и крольчиха поняла, что смысла в ее дальнейшем существовании уже нет: доминантная омега родилась. А без мужей она попросту не хотела жить. И в конце концов Янмэй уничтожили как безнадежно испорченный материал. Прости. Но это правда.
— То есть гипотетически у меня есть братья и сестра? — задумалась Ника.
— Это вряд ли, детка. Всё кровное потомство Янмэй пропало через три года после твоего рождения. Но надо верить в лучшее.
Ника серьезно расстроилась. Влад сочувственно молчал. Лана, немного подумав, добавила:
— Знаешь, когда вы вчетвером появились на свет, тот лимонный волчонок впервые за долгое время оживился, начал проявлять хоть к чему-то интерес, заулыбался. И всё время лез к твоей кроватке, норовил тебя потрогать. Но он же волк, а ты кролик! И я испугалась, что он хочет с тобой что-нибудь нехорошее сотворить, пока твою маму таскают на исследования. Время шло, а он все не успокаивался. Возился с тобой. Кормил. Гулял. Играл. Но я понимала, что это вопрос времени. Глаза у волчонка уж больно жадные были.
Когда тебе было четыре годика,
Волчонку тогда было лет одиннадцать-двенадцать. Он стоял, смотрел на пожар, насмешливо улыбаясь. И крепко держал тебя за руку, чтобы ты не вздумала туда побежать играть. Тебе пламя нравилось, такое яркое и теплое. Другие дети, ровесники волчонка, тоже молча наблюдали, как расползается огонь по стенам, будто ничего интереснее в своей жизни не видели. Словно под гипнозом. Я сразу поняла, что это его рук дело, больше такое провернуть было некому. Уж очень он был хитрый: сколько бы тебя отдельно от других детей ни запирали, он всегда оказывался в комнатке, где стояла твоя кроватка. Спал на полу прямо под ней. Били его за это, конечно, но он продолжал так делать каждую ночь.
Пока сотрудников лаборатории не было рядом, я вырвала тебя из рук волчонка. Он был очень на меня зол, рычал, царапался и кусался, но мне было всё равно на травмы, порезы и ушибы. Я сумела убежать, потому что боялась, что единственную чистокровную дочку моей подруги убьет потомок Черного волка. А девочки-кролики слишком ценны для уйятов, чтобы их отдавать кому попало.
Потом я добралась до Хэйхэ, а оттуда — в Благовещенск. Он-то и был моей целью. Только река нас разделяла. А в России мне уже помогли потомки уйятов, которые сбежали раньше и сумели наладить нелегальный канал транспортировки земляков из Китая в Россию.
Мне дали новое имя, сделали новые документы… Даже годы рождения нам обеим подправили. Поверь, я не хотела, чтобы ты знала, как появилась на свет. И всегда искренне считала тебя своей дочкой. Даже назвала тебя, как всегда хотела назвать своего нерожденного первенца…
— Мам, прости, я не знала…
— Да ладно, что плакать по ушедшим дням. Значит, он всё же нашел тебя. Очень жаль. Хотя я и тебя, паренек, помню тоже, — обратилась Лана к Владу. — Сколько мы не виделись? Лет 15–16? Или меньше? Или больше? Не помню. Когда вас с матерью из речных камышей вытаскивали, от вас так сильно разило лимоном… Ты тогда совсем маленьким был… Но лимон… убийственный.
— Это потому, что Гуожи нас с мамой спас. Перевез в лодке на другой берег, хотя ему был дан четкий приказ нас расстрелять, — вздохнул Влад. — Он тогда в пограничной команде с гаммами, видимо, был. Рослый такой парень… А папу Балинду спасти не сумел. Папа Ян сам справился, доплыл позже. Но папа-дом… Он погиб.
Да и Гуожи здорово досталось. Это я сейчас понимаю, что его организм на меня среагировал и неосознанно выпустил феромоны, привлекая, хотя муж был на «блокаторах». В общем, запах его и погубил: свои же подстрелили.
— А я тогда знатно испугалась, — призналась Лана. — Не знала, что и думать. Запах лимона. Плюс твои родители тоже волки, хоть и какие-то странные. К тому же в тот день всё пошло наперекосяк. Мы должны были принимать очередную партию беженцев, а китайским пограничникам каким-то чудом стало известно место погрузки. Стрельба, суета, бег, дым… Ужас, что творилось. Я думала, там, в камышах, и останусь лежать навсегда, молилась, чтобы выползти просто живой; неважно, в каком состоянии, но живой, потому что мне Нику надо было на ноги поднимать. Нельзя ей в общий детский дом было категорически. Гляжу — вы с мамой в камышах шуршите. Ну я тебя на руки хвать, женщине шепчу, чтоб ползла за мной. Еле выбрались. Вывалялись в грязи, как свиньи. Зато живые остались. Ты уже тогда принюхиваться ко мне стал, к матери категорически отказывался возвращаться. Плакал сильно, какого-то лимона звал. Вот я и испугалась. Мало ли, вдруг дальняя родня Черного волка.