Уздечка для сварливых
Шрифт:
– Как насчет Рут?
Джоанна безразлично пожала плечами:
– Не знаю. Рут никогда не упоминала о существовании еще одного ключа и при мне использовала только ключ от главного входа. Какой смысл обходить весь дом, если можешь войти спереди? С той стороны раньше не было входа. Должно быть, это недавнее нововведение матери. – Она выглядела озадаченной. – Когда я жила здесь, мы не пользовались кухонной дверью.
Купер взглянул на Сару, которая беспомощно развела руками:
– Когда я пришла к ней во второй или третий раз, Матильда не открыла дверь. Тогда я обошла дом и заглянула в окна гостиной. Матильда была совершенно беспомощной, не могла подняться с кресла,
– Кто еще знал о ключе?
– Понятия не имею.
– Вы кому-нибудь говорили? Сара покачала головой:
– Не помню. Может, и упомянула как-нибудь в приемной. В любом случае это было сто лет назад. Новое лекарство стало действовать очень хорошо, и подобная ситуация больше не повторялась. Я вспомнила о ключе только сегодня, когда обошла дом и увидела цветочные горшки.
Купер достал два полиэтиленовых пакета из кармана, надел один на руку, а затем положил ключ в другой пакет.
– Почему вы решили обойти дом, доктор Блейкни? Миссис Лассель отказалась впустить вас через главный вход?
Сара впервые посмотрела на Джоанну.
– Возможно, она просто не слышала звонка.
– Должно быть, вы хотели обсудить что-то очень срочное, иначе откуда такая решимость попасть в дом? Не скажете ли мне, что это было? Дело касается Рут?
– Конечно, – ответила Сара быстро. – Мы обсуждали будущее образование Рут.
«Врет», – подумал детектив, поразившись той легкости, с которой Сара это делала. Вздохнув, Купер сделал мысленную пометку: пересмотреть все, что доктор Блейкни говорила ему раньше. Сначала он решил, что Сара честная, даже несколько наивная женщина; оказалось, что наивным был как раз он. «Нет никого глупее старого глупца», – горько подумал сержант.
Ведь глупый старый Томми немного влюбился.
Как верно сказано: «Месть – это такое блюдо, которое лучше есть холодным». Месть становится намного слаще после долгого ожидания, и я жалею лишь о том, что не могу прокричать о своем триумфе всему миру. И даже Джеймсу, которого надули, хоть он об этом и не догадывается.
Сегодня утром мне сообщили из банка, что он обналичил мой чек на двенадцать тысяч фунтов и, следовательно, согласился на условия страхового соглашения. Я знала, что так и будет. Когда дело касается денег, в Джеймсе просыпается по-детски невоздержанная жадность. Он спустит их в одно мгновение, потому что наличные в руках – это единственное, что ему необходимо. Как бы мне хотелось превратиться в насекомое и посмотреть, как он живет! Хотя я и так могу догадаться.
Пьет и развратничает. В жизни Джеймса ничего иного никогда не было.
Сегодня я стала на тридцать шесть с половиной тысяч богаче, чем вчера, и это приводит меня в восторг. Чек от страховой компании за вещи, украденные из сейфа, пока мы с Джоанной были в Чешире, оказался на целых двадцать три с половиной тысячи. Большая часть страховых денег выплачена за бриллиантовый гарнитур, принадлежавший моей бабушке. Одна только тиара была застрахована на пять с половиной тысяч, хотя, думаю, она стоила больше, так как я не оценивала ее со времени смерти отца. Зачем иметь столько украшений, в которых лично я и в гроб бы не легла? Нет ничего более уродливого, чем витиеватые викторианские драгоценности.
А
30
«Сотбис» – известная лондонская аукционная фирма
Как я уже сказала, месть – это блюдо, которое лучше есть холодным...
ГЛАВА 14
Чуть раньше в тот же день высокий, изысканно одетый мужчина вошел в офис Пола Даггана. Он назвался Джеймсом Гиллеспи и в качестве доказательства спокойно предоставил паспорт и свидетельство о браке с Матильдой Берил Гиллеспи. В полной уверенности, что он произвел эффект, близкий к эффекту разорвавшейся бомбы, посетитель опустился на свободный стул, положил ладони на рукоятку трости и уставился на Даггана из-под пышных седых бровей.
– Удивлены, а? – Даже с другого конца стола можно было уловить исходивший от мужчины сильный запах виски.
Адвокат тщательно проверил паспорт, затем положил его на блокнот перед собой.
– Это несколько неожиданно, – ответил он сухо. – Я полагал, что миссис Гиллеспи вдова. Она никогда не упоминала о муже. Или о бывшем муже.
– Естественно, – проворчал вновь прибывший. – Ее больше устраивало считаться вдовой.
– Почему вы не развелись?
– Не было нужды.
– Этот паспорт выдан в Гонконге.
– Я жил там последние сорок лет. Работал в разных банках. Вернулся, когда понял, что пора подумать о последних днях. Пекин непредсказуем. И человеку моего возраста в Китае теперь неуютно.
Он говорил короткими, обрывистыми предложениями, как будто спешил покончить с формальным обменом любезностями.
– Тогда почему вы пришли ко мне? – Дагган с любопытством рассматривал необычного посетителя: грива седых волос, кожа оливкового цвета, покрытая глубокими морщинами вокруг глаз и рта. При более близком рассмотрении сквозь ауру видимого процветания проглядывала бедность. Одежда мистера Гиллеспи когда-то была хорошего качества, но время и частое использование сыграли свою роль – костюм и пальто из верблюжьей шерсти уже лоснились.
– По-моему, это очевидно. Я пришел потребовать то, что мне причитается.
– Как вы узнали, что миссис Гиллеспи умерла?
– У меня есть источники.
– А как вы узнали, что я ее душеприказчик?
– У меня есть источники, – повторил собеседник адвоката.
Любопытство Даггана все подогревалось.
– И что, по-вашему, вам причитается?
Пожилой мужчина вынул бумажник из внутреннего кармана, достал сложенные листки очень тонкой бумаги и разложил их на столе.
– Опись имущества моего отца. Оно было разделено на три равные части между его тремя детьми сорок семь лет назад, после его смерти. Моя доля – предметы, помеченные инициалами «Дж. Г.». Я думаю, вы убедитесь, что по крайней мере семь из них встречаются в описи имущества Матильды. Они никогда ей не принадлежали. И я хочу их забрать.