Уж замуж… Так и быть!
Шрифт:
– А что я такого сказала? – Я удивленно пожала плечами. – Надо же мне разобраться во всей этой чертовщине, точнее, демоновщине, что творится в этом доме.
Барон Гейб язвительно хихикнул, но спорить не стал.
Я с сомнением покосилась на свечные огарки, оставленные около зеркала. Быть может, вновь призвать дух Флексии? Пусть поведает свою историю до конца. Но в этот момент дверь опять открылась – и на пороге предстал Джестер.
– Прости, – буркнул он, вновь входя в комнату. – Я… Я немного вышел из себя.
– Да ничего страшного,
На сей раз Джестеру точно придется дать мне объяснения. Он не может постоянно бегать от ответов. Это просто глупо и смешно.
Джестер, по всей видимости, был того же мнения. Он медленно подошел к зеркалу и уставился на неопровержимые свидетельства недавнего ритуала, которые не успели убрать. Задумчиво тронул подушечкой большого пальца один из огарков – и тот упал. Затем смахнул и второй.
Я наблюдала за его действиями с интересом, но никак их не комментировала. Сдается, в душе Джестера сейчас идет какая-то борьба. Очень и очень непростая, если судить по тому, какая глубокая морщина расколола его переносицу.
– Значит, Флексия винит меня в своей смерти, – наконец, тихо проговорил он.
– Ага, – подтвердила я. – Более того, она утверждает, что прокляла тебя перед смертью, поэтому была удивлена факту твоего нахождения в мире живых.
– Меня? – Джестер нахмурился еще сильнее. – Она прокляла меня?
– Ну, если быть точной в формулировках, то она сказала, что прокляла перед смертью своего убийцу, – сказала я и запнулась.
Ох, а ведь это косвенно свидетельствует как раз о невиновности Джестера! Нет, я не верила в то, что он жестоко расправился со своей невестой. Но все-таки неприятный червячок сомнений глодал мое сердце. Слишком много тайн, как оказалось, скрывал он от меня.
Как говорится, чужая душа – потемки. Но в случае с Джестером справедливее говорить о непролазном дремучем лесу, в котором нечисть скрывается. Поэтому приятно получить лишнее подтверждение тому, что в действительности он не чудовище, умело завлекающее своих жертв к себе в логово.
– Так. – Джестер внезапно скривился, как будто мои слова доставили ему сильнейшую боль. Не подошел даже – подпрыгнул к столику, где с нашего прошлого разговора оставалась початая бутылка вина. И сделал хороший глоток прямо из горла, более не утруждая себя поисками бокала.
Ай-ай-ай!
Я неодобрительно закачала головой при виде этой картины. Прочитать ему, что ли, лекцию про вред алкоголя? Хотя бы напомнить прописную истину: он не решает проблем, а очень быстро становится самой главной из них.
– Прости, – глухо пробормотал Джестер, видимо, уловив мое неудовольствие. Небрежно рукавом халата утер губы, не обращая внимания на то, что пачкает ткань винными разводами. – Я помню твою историю неудачного замужества и твое отношение к спиртному. Но… Если честно, я даже не представляю, как рассказать тебе про Флексию.
– Трезво, – веско сказала я. – Поверь, на пьяную голову
– Возможно, ты и права. – Джестер с сомнением посмотрел на бутылку, на дне которой еще плескались остатки вина, и решительно поставил ее на стол. Проговорил, глядя мне в глаза: – Лариса, я понимаю, как чудовищно все выглядит со стороны. Сначала мое признание о том, что я женат. Потом появление Флексии… Но, поверь, всему этому есть рациональное объяснение!
– Очень на это надеюсь, – обронила я и скрестила на груди руки.
– Флексия действительно была моей невестой, – медленно, словно выдавливая каждое слово из пересохшего горла, сказал Джестер. – Она… Она была моей первой любовью. Это дочка Энни.
Даже так. Я мысленно хмыкнула, вспомнив суровую неразговорчивую служанку. Теперь понятно, почему у нее постоянно такое дурное настроение.
Но я была бы не я, если бы не напомнила Джестеру кое-что из нашего прошлого разговора.
– Дочка Энни? – язвительно повторила я. – Неужели ты влюбился в девушку, которая настолько ниже тебя по социальному статусу?
А то как-то несправедливо по отношению к Летисии. Нет, я не питала добрых чувств к жене Джестера. Если честно, я вообще никаких чувств к ней не питала, потому что знать ее не знала и видеть не видела. Но меня уже начинало раздражать то, что в этом мире мужчинам было позволено намного больше, чем женщинам.
Эх, Клары Цеткин и Розы Люксембург в этом мире точно не хватает!
– Браво, Лариса. – Джестер горько хмыкнул, уловив мой намек на Летисию. – Ты умеешь бить в самые больные места. Да, я виню Летисию в том, чего в свое время не избежал и сам. Но я оказался смелее, чем моя жена. Я поставил родителей перед фактом. Или они одобряют мой брак с Флексией. Или я навсегда оставляю светское общество и ухожу…
– В монастырь, – невольно вырвалось у меня. – Женский. Ночным сторожем.
– Язва ты, Лариса, – зло прошипел мне на ухо барон Гейб, пока Джестер изумленно хмурил лоб, не поспевая за моим полетом мыслей. – Вот сейчас я даже радуюсь, что твой брак с Петером не состоялся. По крайней мере, ему не придется краснеть за твои высказывания в обществе.
– В монастырь, – после короткой паузы подтвердил Джестер. Чуть порозовел и твердо добавил: – Но не в женский, конечно. И не сторожем. Я собирался посвятить свою жизнь изучению магической науки. Исследовать тайны мироздания, если так будет понятнее.
Барон Гейб внушительно кашлянул мне на ухо, и я прикусила язык, с которого так и рвалось очередное язвительное высказывание.
Ну что же, похвальное намерение, ничего не скажешь. Все-таки надо отдать должное Джестеру: за свою любовь он готов был бороться и собирался отказаться от многого.
– Но ты говорил, что любил Летисию, поэтому ее измена так больно ударила по тебе, – попыталась поймать я его на слове. – А тут оказывается, что Флексию любил. Неувязка какая-то, любвеобильный ты мой.