Ужас в городе
Шрифт:
– Ладно, мать, я пошел. После договорим.
– Не о чем договаривать. С меня они лишней копейки не получат. Так и передай.
Иван покосился на Анечку, злой, раздраженный.
– Зачем так, мать? У них нынче сила. Придавят, не пикнем. Об нас с Захаркой подумай.
Тарасовна обернулась к Анечке:
– Погляди, детка, каких славных сыночков вырастила. Обоим за тридцать, а все к мамочке тянутся. Без мамочки ни шагу. Упасть боятся.
Иван Жемчужников люто сверкнул глазами" фыркнул и, не прощаясь, покинул
Анечке стало неловко, что явилась свидетелем семейной сцены, но Тарасовна ее успокоила:
– Не бери в голову, девочка. Пусть ему совестно будет, не тебе.
Усадила на то же место, что и в прошлый раз, и, кажется, ту же самую бутылку достала из холодильника.
Улыбалась таинственно:
– Хочешь секрет?
– Ой, – сказала Анечка.
– Вот тебе и "ой"… Написала я, написала Егорушке, сообщила, что ты приходила. И ответ есть. Письмо дома осталось, в другой раз покажу.
Анечка затаила дыхание.
– Кланяться тебе велел. И еще много разных слов наговорил, сама прочитаешь.
– Почему же мне не пишет?
– Дак он адреса твоего не знает. Откуда у него адрес, ты же не дала. Вот вы все молодые какие растеряхи. Попрощаться толком не умеете.
– Мог бы на больницу написать, – вспыхнула Анечка.
– Не желает, видно, на больницу. Я так думаю, чужих глаз опасается. Предмет у него вовсе не больничный, как я поняла.
Тарасовна добродушно над ней посмеивалась, Анечка млела и, чтобы не ляпнуть что-нибудь несуразное, поспешила перевести разговор.
– Ой, Прасковья Тарасовна, я ведь еще по другому делу зашла.
– По какому же, голубушка моя?
Анечка рассказала про Никодимова и про его просьбу передать привет Мышкину.
– Никодимов? – переспросила Тарасовна, и вся теплота ее куда только подевалась. Вмиг посуровела. – Разве жив еще старый пройдоха? И чего ему надо от Харитона?
– Хочет повидаться.
– Но ты-то тут как затесалась?
Анечке выпал денек много раз подряд краснеть.
– Извините, Прасковья Тарасовна… Расспрашивал, я и сказала, что у меня жених есть. Ну и назвала Егорку.
Нельзя было, да?
– Неосторожно, – совсем уже ледяным тоном произнесла Тарасовна. – Очень неосторожно, девочка. Ты хоть знаешь, кто такой Никодимов?
– Знаю. Он колдун и миллионщик.
На этом месте их беседа неожиданно прервалась. Открылась дверь, и вошли двое мужчин злодейского вида.
Один – прямо копия дракончика из пасхального яичка, но в добротном темно-синем костюме. Второй – еще чуднее: не урод, нет, напротив – лощеный господин, безукоризненно одетый и причесанный, с продолговатым, выразительным лицом, но такой бледный и при этом с пустыми, кажется, даже без зрачков, глазами. Анечка так сразу и окрестила их про себя: дракон и покойник. Она еще не предчувствовала, как замыкается в эту минуту круг бытия, связывающий их с Егоркой. Об этом могла догадаться
– Анечка, – сказала напряженно. – Ступай домой.
Завтра приходи, письмо почитаем.
Анечка не могла уйти, даже если бы захотела, потому что один из гостей заклинил дверь на "собачку". Визитеры еще ничего не сделали худого, а у нее душа ушла в пятки.
– Что вам надо? – спросила Тарасовна. – Кто вас сюда пустил?
Мужчины приблизились к столику, и один, "дракон", опустился на стул за спиной у Тарасовны, а второй уселся напротив. Теперь Анечка увидела, что зрачки у него все же есть, но крохотные, как две спичечные головки.
Он грозно прошипел:
– Почему не пришла на прививку, старая грымза?
Тебя же два раза предупреждали.
– Чихала я на ваши предупреждения. – Тарасовна, побагровев, наклонилась вперед, будто собиралась забодать "покойника". – Тронете хоть пальцем, Харитон вас из-под земли достанет.
"Дракон" за ее спиной подавился хриплым смешком, а "покойник" сунул в рот сигарету.
– Эх, маманя, – заметил с оттенком сочувствия. – Крутая ты баба, а так ничего и не поняла в этой жизни…
На, подпиши документ. Учти, нам все равно, подпишешь или нет, а тебе подыхать будет легче.
Положил на стол лист, на котором, как видела Анечка, ничего не было написано, лишь вверху крупно набрано слово "Декларация" и внизу оттиснута печать с двуглавым орлом.
Тарасовна смотрела в глаза "покойнику" и все больше багровела. Опытная медсестра, Анечка понимала, что у бедной женщины скакнуло давление, но не знала, как помочь. Сидела ни жива ни мертва. Ни разу в жизни ей не было так страшно.
– Отпустите девочку, – попросила Тарасовна. – Она-то вам зачем?
– Будешь подписывать или нет?
– Со старухой, наверное, справитесь, соколики приблудные, но Харитона вам не одолеть.
– Возьмем и Харитона твоего, – беззлобно заметил "покойник". – Куда он денется. Твои же сыночки сдадут.
И подпишут за тебя все, что надо.
Анечка нашла в себе мужество, пискнула:
– Ой, Прасковья Тарасовна, да подпишите им чего просят. Я вас умоляю! Вы же видите, какие это люди. Подпишите – и они уйдут.
– Ишь ты, – ухмыльнулся "покойник" могильной ухмылкой. – Телка безмозглая, а понимает лучше тебя.
Тарасовна сказала:
– Нет, детка, они не уйдут. Они по мою душу пришли.
– Тоже верно, – согласился "покойник". Его товарищ важно изрек:
– Хватит с ней канителиться, Троха. Зачитай приговор.
Тарасовна обернулась к нему.
– Приговор? Это чей же?
Ответил опять "покойник":
– Приговор самый натуральный, от властей. Это ты грабила народ безнаказанно, у нас все по закону.