Ужас в городе
Шрифт:
Досказать он не успел, появился Вадим и увел его за угол больницы. Вскоре вернулась Роза Васильевна с парнем лет тридцати, при галстуке, с умным, просветленным лицом банковского клерка. В руках кожаный кейс.
Сели в машину, как и в первый раз: Мышкин с парнем на заднее сиденье, Роза Васильевна впереди.
Парень щелкнул замочками кейса, достал потрепанный паспорт.
– Как просили. Натуральный. Естественно, цена чуть повыше.
– Сколько?
– Пятьсот, полагаю, будет тип-топ.
Мышкин полистал документ, захватанный многими
– Не годится. Разве я похож на тридцатилетнего?
– Извините, спешка… Оставьте меня на минутку, господа. Не могу работать при свидетелях. Принцип.
Мышкин и Роза Васильевна вышли из машины.
Мышкин закурил. Видел через стекло, как молодой человек с удобством устроился на сиденье: разложил инструменты, сунул в глаз окуляр. Из-за угла высунулась бледная рожа Николая.
– Эй, Харитоша, не желаешь присоединиться?
Мышкин отмахнулся.
– Кто это? – спросила Роза Васильевна.
– Да так, приятеля встретил. После инфаркта.
Тут же окликнул из окошка паспортист:
– Готово, господа. Извольте полюбоваться.
Год рождения сиял новой датой – 1940, – и никаких следов подчистки.
– Крепко, – одобрил Мышкин. – Хозяин паспорта живой или как?
– Или как. Царство ему небесное, – паспортист истово перекрестился. – Отсюда и цена.
Мышкин расплатился пятью стодолларовыми купюрами, и молодой человек откланялся.
Из больницы заехали в ближайшее "срочное фото" на Ленинском проспекте, отоварились снимком.
В сущности, все дела, намеченные на, сегодняшний день, Мышкин завершил.
– Ты не голодная? – спросил у Розы Васильевны.
– Ну как сказать…
– Приглашаю в ресторан.
– В этом наряде не очень-то…
– Ничего. Вон "Гавана" рядом. Сойдешь за африканскую чумичку.
– Чудесный комплимент, – Роза Васильевна ослепительно улыбнулась. – Что ж, поехали, кавалер.
Глава 7
Медведь-шатун спустился с гор в ноябре. Слухи поползли ужасные. Сперва он унес в чащу десятилетнюю девчушку из Угорья, собиравшую с подружкой грибы возле заброшенной штольни. Подружка не видела медведя, только услышала визг и тяжелые, удаляющиеся шаги – больше ничего. Она рассказала, что треск прокатился такой, словно сквозь лес продирался трактор. Девочку искали трое суток, но не нашли.
Вскоре напал на стоянку туристов, расположившихся километрах в двадцати от поселка. Туристы – трое молодых мужчин и одна женщина – были вооруженные и, судя по разным признакам, люди бывалые, но почему-то не оказали медведю никакого сопротивления. Стоянку обнаружили в неузнаваемом виде: клочья палаток, разбросанные повсюду съестные припасы, консервные банки, смятые в лепешки, обрывки одежды, кровавые следы и неизвестно с какой целью нарытые ямы, в одной из которых на дне лежала оторванная мужская голова с задорным чубчиком и с выдавленными глазницами. Куда подевались другие люди, неизвестно. Можно
В Угорье и в окрестных деревнях началось паническое бегство. Местные жители за долгие годы царствия Бориса привыкли к разнообразным потрясениям и побоищам, но такого еще не бывало. Старики уверяли, что никакой это, понятно, не медведь-людоед, а явился наконец-то посланец тьмы, и теперь каждому следует ожидать неминуемой расплаты за повальное непотребство. Указывали и точный адрес, откуда явился посланец, – город Москва.
В церквах денно и нощно служили молебны во спасение, но многие прихожане давно разуверились в небесной защите и уповали лишь на крепкие запоры и цыганское счастье, остальные, как исстари повелось на Руси, смиренно приготовились к приятию искупительной муки.
Известный в Угорье новый русский, турок Исмаил, хозяин трех скотобоен, мебельной фабрики, медных рудников и филиала банка "Империал", объявил неслыханную награду за поимку либо отстрел медведя-озорника – сто тысяч долларов. Разумеется, сразу нашлись желающие заполучить шальной капитал, и среди них знаменитый промысловый стрелок, дядюшка Савелий Бочкин. Но он был не так прост, чтобы подобно прочим охотникам, услышав про сказочный куш, ринуться в леса без оглядки.
Напротив, поутру явился в контору к Исмаилу и потребовал расписку.
Миллионер вышел к нему на крыльцо, и разговор между ними состоялся при довольно большом скоплении народа.
Дядюшка Савелий настаивал на двойной гарантии: во-первых, в случае удачи новый русский не отступится от своих слов, как он делал обычно, и во-вторых, ежели судьба приведет охотнику сгинуть в лапах чудовища, то Исмаил обеспечит довольствием на пять лет его семью – молодку Алевтину и двух недозрелых пацанов трех и семи лет от роду.
Исмаил согласился на эти условия, но в свою очередь поинтересовался:
– А твоя какая гарантия, егерь?
Дядюшка Савелий, простоволосый, кряжистый и уже с седыми висками, оглянулся на народ и дерзко ответил:
– Ты у нас человек новый, Исмаил батькович, присланный для избавления нас от лишнего добра, а про меня тебе любой скажет, кто я такой. Тридцать трех косолапых взял, кроме рысей, волков и прочей мелкой живности, возьму и тридцать четвертого. Будь он хоть с сатанинским оком, возьму, не сомневайся.
– Зачем же моя расписка, коли так уверен в себе?
– Уверен, ежели это медведь. И ежели это московский ухарь навроде тебя, тоже уверен. Я в него серебряной пулей стрельну. Но против Божьей кары у меня силенок нету. Потому страхуюсь. Обиходишь женку и детушек – пойду, проверю, кто там бродит. А нет – ступай сам. Учти и то, Исмаил батькович, ежели он начал кружить, обязательно и сюда доберется. От него не укроешься в каменных палатах. Сперва он путниками разговляется, а за кем в действительности явился, нам неведомо. Однако долларами его не купишь, даже не надейся.