Ужасное сияние

Платт Мэй

Архитекторы подчинялись Энси — искусственному интеллекту, но лично его не знали. Таннер и Рац привыкли к нему, словно к обычному «боссу». Рац — особенно. Мальчишка позволял себе вольности, называл его на «ты» и отпускал неуместные остроты. Что ж, именно поэтому ему досталась та миссия, с которой он не справился.

«Чёрт бы его побрал».

Башня Анзе была похожа на роскошный дом очень богатых людей того времени, в котором жил обычный человек Энди Мальмор, либо на диковинный музей настоящего. Но верхний уровень пустовал. Только хромированные стены. Последняя дверь среагировала

на голосовую команду-просьбу переключением красного диода в зелёный:

— Дана? Это я. Открой.

Когда-то давно он пытался сделать её уединение комфортным. Она не нуждалась в еде или воде, кровати, одежде. Энди приносил и сам монтировал телевизоры, приставки для видеоигр, автоматы-слотмашины и пинбол с марсианами, Мариинской впадиной и «Алисой в Стране Чудес». Она сжигала всё без остатка, он не задавал вопроса «Почему». Потом однажды сказала: не нужно. Мне ничего не нужно.

И добавила, погладив сначала по щеке, потом спустившись пальцами из зелёных сполохов по шее, груди и животу: только ты приходи, ладно?

Дана открывала не всегда. Порой Энди дожидался аудиенции часами, даже научился наслаждаться бездельем и ожиданием — ни единой нити, чтобы подключить к виску и вновь анализировать поступающие сводки данных. Он брал с собой планшет с парой старых фильмов, коробку эклеров с шоколадным и лимонным кремом, большой стакан айс-чоко. Дана всегда открывала в самый непредсказуемый момент — например, когда его рот был набит пирожными, и смеялась: я так рада, что ты прежний, ты совсем не изменился.

Сам Энди поспорил бы, но не с сестрой.

Сегодня она ждала его и не стала медлить. А ещё она всегда отлично ощущала его боль.

— Энди.

Сгусток зелёного света в виде фигуры человека отделился от общего фонового зарева — зеленовато-белого и спокойного, как освещение в реанимации. Сгусток жёг глаза. Когда-то она действительно выжгла ему глазные яблоки до жёлтого пятна и глубины зрительного нерва, а потом плакала сполохами, когда росли новые, аккуратно удаляла лишние фракталы.

В последнее время Дана научилась контролировать себя настолько, что, приближаясь к нему, «скрывала свой свет» — облекала себя в оболочки прежнего облика. Когда-то ей требовалась косметика. Сейчас — нет.

— Твоя рука, Энди. Покажи мне свою руку.

Гроздь пальцев, ногтей и чёрт знает чего ещё он прятал за спиной. Она всё равно увидела. Пришлось со вздохом предъявить, и в этот момент Дана напоминала их мать, которая осматривала после прогулки разбитые коленкии ссадины близнецов. Правда, им тогда было лет по семь или восемь.

— Больно?

— Не очень. Дана, есть новости…

Он не договорил — закричал. Зелёное зарево окутало руку, перекинулось на остальное тело. Энди сполз по жаропрочной стене, обитой соединением на основе стойких к радиации лантаноидов и свинца. Он знал всякую боль — от хронической и фоновой, на которую не обращал внимания, до той, что наступает, когда твои нервы выхлёстываются из мяса, словно витки червей-паразитов.

Дана была худшей. Зато потом месяц или два он чувствовал себя отлично: фрактальная мутация отступала.

— Так лучше.

Она села рядом и погладила его по волосам и щеке. Рука была живая,

тёплая, но не обжигающая. Энди представил даже текстуру кожи.

— Дана, я отправил своего человека за той девочкой, на которую ты указала. Он обещал всё сделать, но не слишком-то преуспел. Отец ребёнка оказался настоящим бойцом, мать его.

— Убил?

— Нет, лишь вырубил, насколько я понял по биометрии. Мальчишка выживет и приползёт ко мне, как побитая собака. Проблема в том, что отец девочки — хакер, взломал охранные и наблюдающие системы Интакта, я чисто случайно обнаружил и его, и ребёнка. А теперь, полагаю, они будут скрываться там, где их не так легко обнаружить даже мне.

«Даже мне».

Он был лучше искусственного интеллекта, он подключал человеческое понимание. Большинство ИИ всё ещё оставались «китайской комнатой».

— Ничего, ты найдёшь, — Дана продолжила гладить его по щеке, потёрлась лбом о подбородок, а потом забралась к нему на руки, словно ластящаяся кошка. Весь её нестерпимый свет будто бы померк, но не исчез полностью, всё ещё скрывался под фальшивой кожей, ненастоящей плотью. Энди хватало и этого.

Он запрокинул голову.

— Я найду девочку. И парня, который сбежал от Раца. Чёрт. Этот Рац такой умный и талантливый, слишком он близко каждый раз подбирается к тому, что нужно, а потом…

— Ничего, Энди.

Она поцеловала его в щёку. Глаза щипало от влаги. Дана подхватила губами каплю-слезу.

— Я не тороплю тебя. Мы так долго ждали, сможем и ещё. Тот первый раз, он не совсем потерян.

Энди нахмурился, но Дана не обратила внимания — не сочла нужным:

— Девочка очень важна. Приведи её туда, где мы уже пробовали. Свет всё ещё на дне озера. Нужно туда вернуться, ты ведь скажешь об этом Таннеру? Продолжай, ладно? Я нахожусь не в одном моменте, в моём состоянии неплохо получается просчитывать и прогнозировать, даже лучше, чем у тебя, мистер нейронная сеть, — она щёлкнула бесплотной рукой по носу брата. — Я чувствую тех, кто мне нужен, а ты просто их найдёшь. Только не забывай про себя, не игнорируй трансформацию, хорошо?

Энди сморгнул.

Если закрыть глаза, сквозь веки потечёт оранжевое; кожа защищает от слепоты. Зажмуриться сильнее — до сполохов, круги расползаются фракталами.

Он подумал об озере — и о свете, вероятно, всё ещё заточенном на дне. Таннер не задаёт лишних вопросов. Он подойдёт.

— Конечно.

— Врёшь ведь, братец. Всегда всё сделаешь по-своему. Ладно, как будто у меня есть выбор.

Он вздрогнул. В этих словах звучало: я заперта здесь, у меня ничего нет, даже собственного тела — ничего, кроме света. Я просто энергия. Фотон без массы покоя. Ничто.

Вот поэтому он избегал до последнего подниматься к ней; порой — пока сам не превращался в месиво, покрытое деформированными фракталами конечностей, вывалившихся из-под кожи костей и внутренностей. Возможно, это была епитимья, подражание флагеллантам или просто груз вины, от которого невозможно избавиться ни на мгновение.

— Доверься мне.

Дана засмеялась, прижимаясь теснее.

— Как будто когда-то было иначе.

Он согласился: нет. Никогда.