Ужасные невинные
Шрифт:
– фотографии Тинатин, я разжился сразу пятью, я могу посмотреть на них в любое время, я могу разглядывать их сколь угодно долго, я могу изучать Тинатин, я могу отпечатать ее изображение на принтере, я могу вынести ее изображение на рабочий стол, нужно только следить, чтобы оно не попалось на сальные глаза Пи; принтер все-таки вернее.
В пассиве:
– Лора, фальшивая сука, дешевка, дрянь, бросившая меня самым скотским, самым постмодернистским образом, жестокое стебалово, йоу, что я вам расскажу, милые, о чем я вам поведаю, курочки мои! но сначала – душ, мохито и легкий перепихон для расслабухи, и бла-бла-бла, Лора –
– я сам, изгваздавшийся землей, даже подбородок оказался выпачканным, на руки страшно смотреть, под ногти забились остатки корешков, душ нужен мне, никак не Лоре.
Пластиковую бутылку с минералкой тоже можно отнести в актив.
Я и забыл о ней.
Как забыл о крови Максима Ларина, растекшейся по асфальту в том месте, где произошло столкновение, там была целая лужа крови. Не нужно быть умником, чтобы обнаружить ее при свете дня. Кровь всегда убедительна, всегда красноречива, ей ничего не стоит проболтаться. Она и проболтается, укажет на неглубокую могилу, вырытую мной для владельца джипа. Выход один: наплевать на себя и заняться лужей, быть может, ее удастся смыть минеральной водой.
Вот если бы пошел дождь!..
Но дождя нет. Я присаживаюсь перед лужей на корточки, одной бутылки будет явно маловато, лучше бы я наехал на улитку.
Жаль, жаль, что Максим Ларин – не улитка.
Кровь еще теплая.
Бороться с искушением погрузить в нее кончики пальцев – невозможно. Стоит мне только сделать это, как по телу разливается странная истома, я успокаиваюсь – впервые за последний час, таким спокойным я не был, пожалуй, никогда, я почти счастлив… О господи, я почти счастлив, срань какая! Не менее счастлив, чем тамагочи, получивший приглашение постажироваться в люксембургском офисе своей родной компании по производству гусеничных тракторов. Или башенных кранов, хрен их там разберет. Я не менее счастлив, чем Великий Гатри с его карманным русско-китайским словарем, чем дрочила-сенегалец на брюссельской крыше; более счастливым, абсолютно счастливым, меня сможет сделать только Тинатин.
Кровь слушается меня не хуже, чем тамагочи, толпами бегущие по моей наводке на бодрую французскую страшилку «Кто убил Бэмби?», самые прыткие получают в табло артхаусным бампером. Кровь слушается меня, она кротка, как овца, стоит мне только от нее оторваться, стоит только слегка полить ее минералкой, как она, поджав короткий овечий хвост, устремляется к обочине. Без всяких дополнительных усилий с моей стороны, вот и умница, умница. Мне остается сполоснуть руки – не бог весть что, и грязь под ногтями позиций не сдает, но теперь я хотя бы могу сесть за руль, прощай, Максим Ларин.
Прощай, дружок.
…Положительно, мне нравится «Тойота Лэнд Крузер», единственный недостаток – я не могу поймать ни одну приличную FM-станцию. То есть я вообще не могу поймать ни одной станции, эфир пуст, не слышно даже обычного потрескивания. Впрочем, беспокоиться не о чем, такие провалы случаются на трассе, жаль, что у Максима Ларина не оказалось ни одного сидюка, музыка
«Тойота Лэнд Крузер» – вот мой ответ Чемберлену, йоу!
Я отдаляюсь от происшедшего со скоростью сто километров в час, я свободен чуть больше, чем счастлив; отсюда, со скорости в сто километров, Максим Ларин и правда кажется мне улиткой. Конечно, переживать по поводу смерти одной отдельно взятой улитки дело благое и социально востребованное, но я, слава яйцам, в «Гринписе» не состою. И в Хельсинкской группе, и в комитете по защите прав улиток – тоже.
Шорох.
Я слышу шорох за своей спиной.
Это так неожиданно, что из безумного Макса – гробокопателя и угонщика «Лэндкрузеров» я мгновенно превращаюсь в Макса, которым был всегда, – журналистишкой по найму, вечно ноющим по поводу недостатка гонораров и фатально зависящим от предменструального синдрома г-жи Паникаровской. Тебе показалось, бэбик, убеждаю я себя, тебе показалось, это эфирные разряды, не более, но шорох не стихает, переходит в назойливое царапанье.
Да. Звуки исходят с заднего сиденья.
Никаких сомнений.
Я сбрасываю скорость до пятидесяти, потом – до двадцати, а потом и вовсе останавливаюсь. Шорох и царапанье усиливаются. Они идут снизу, с пола, не исключено, что, пока я устраивал Максима Ларина поудобнее, в джип забралась какая-то тварь, и чего я только испугался, дурачок? Судя по звукам, тварь не должна быть большой, что-то вроде кошки, но это не кошка.
И даже не землеройка, и не новорожденный детеныш кабана.
На полу между сиденьями стоит клетка с кроликом. Обыкновенным белым кроликом с красными глазами, клетка с кроликом в «Тойоте Лэнд Крузер» – это попсово, это тянет на концепт, Максиму Ларину удалось рассмешить меня напоследок.
– Хай, милый, – подмигиваю я кролику, запоздало радуясь тому, что в машине оказался кролик, а не ротвейлер без привязи, не гремучая змея, а еще лучше – парочка гремучих змей и речная гадюка. И десяток скорпионов.
Вот тогда бы мне точно пришлось несладко. Кролик – дело другое, я бы еще снисходительно отнесся к скорпионам, они всегда будут напоминать мне губы Тинатин.
Ожидать агрессии от кролика – все равно что ожидать, что Пи бросит свои порнографические экзерсисы и зарегистрируется на форуме адептов преподобного Серафима Саровского. Кролик забавен (пусть и не так, как Лора, отражающаяся в очках Тинатин), он даже весел, не проявляет никаких признаков беспокойства и выглядит вполне ухоженным. Белая шерстка блестит, к тому же, открыв дверцу и почесав его за ухом, я обнаруживаю ошейник.
Ручной кролик. Что-то я уже слыхал про ручных хорьков и ручных мангустов.
Кролики никогда не возбуждали меня, в детстве я и о собаке не мечтал и никогда не пытался обустроить быт жука-носорога, и что делать с этим кроликом, я ума не приложу.
Не выбрасывать же его, в самом деле. Это было бы негуманно, хотя и в стиле мохноногих примачованных кабальерос, похотливых, жрущих отбивные без ножа и вилки, игнорирующих все культовые постановки в Театре марионеток им. Е.С. Деммени, – не стоит давать в руки «ЖЖ»-феминисткам дополнительные козыри.